Но преданность — высокая судьба.

От скверны пусть очистит нас борьба…[2198]

Но безудержное честолюбие и эмоциональность Джавахарлала, которые выражались в припадках ярости, напоминающих припадки его отца, иногда заканчивались драками, а сдерживались духом самоотречения. Махатма это понимал и проследил, чтобы младший Неру последовал за отцом, заняв должность председателя Конгресса в 1929 г. «Он чист, как кристалл, правдив и верен, вне подозрений, — сказал Ганди. — Страна будет в безопасности в его руках»[2199].

Страна разделилась из-за обещания вице-королем статуса доминиона, который, судя по одному британскому отчету, дал «моральное лидерство в индийское политике лорду Ирвину»[2200].

В попытке сохранить свое положение, если обещание будет когда-то исполнено, представители мусульман, махараджей и других приняли приглашение посетить круглый стол в Лондоне. Конгресс его бойкотировал. Но Ганди требовалась более позитивная и драматическая стратегия и чтобы объединить свое движение, и чтобы бросить вызов Ирвину, чей престиж повысился после бомбовой атаки на его поезд под Дели.

«Патрицианский» вице-король ответил на взрыв со своим обычным хладнокровием. Он сказал другу, что у него «привит навык к таким вещам благодаря кофеварке «Куна», которая все время взрывается»[2201].

Поэтому Ганди, который укорял Ирвина за то, что тот получал жалованье, в пять тысяч раз превышающее доход среднего индуса, выступал за возврат к мирной политике отказа от сотрудничества в целях получения свободы от иностранного правления. В Лахоре, где Конгресс принял эту политику, Джавахарлал объявил независимость от империи, которая «проходит процесс политического распада»[2202].

В полночь 31 декабря 1929 г. Неру возглавил большую толпу, которая подняла оранжево-бело-зеленый флаг свободы в Ладжпатнагаре. Затем, под порывами холодного ветра, который дул через реку Рави, он первым начал дикий танец вокруг флагштока под крики: «Да здравствует революция!»

Революция Неру, со всеми разговорами о неотделимых правах индийского народа, больше взяла от Джефферсона, чем от Ленина. Революция Ганди была антитезисом терроризма, а Нирад Чоудри определил ее, как «политическое бешенство»[2203]. Она приняла форму мирного паломничества к морю, чтобы собрать соль и не платить налог на «единственную приправу бедных»[2204]. Это был марш, сравнимый с эпической одиссеей Рамы на Ланку и библейским путешествием Моисея в Ханаан.

В серой предрассветной дымке 12 марта 1930 г. Ганди отправился в путь из своего ашрама — скопления побеленных хижин среди рощи деревьев на песчаных берегах реки Сабармати, расположенного в пределах видимости хлопкопрядильной фабрики и ее дымовых труб в Ахмадабаде. Его целью стало удаленное и уединенное местечко на побережье, Дамди, располагавшееся в 240 милях к югу. Он был одет в дхоти (набедренную повязку) и держал в руке лакированный бамбуковый посох с железным наконечником. Махатму сопровождали семьдесят восемь учеников в одежде из кхаддара (домотканой хлопчатобумажной материи).

Вокруг них собралось «огромное море людей»[2205], включая журналистов, бригады операторов и военный оркестр, который начал исполнять «Боже, храни короля!» перед тем, как стала понятна неуместность этой мелодии. Оркестранты смутились и быстро прекратили играть.

Некоторые люди взобрались на деревья, чтобы лучше видеть происходящее. Другие размахивали флагами и разбивали кокосы на удачу. Третьи (некоторые в слезах) обрызгивали дорогу перед Махатмой водой и посыпали зелеными листьями. Ганди задал высокий темп в страшную жару, вскоре первые зрители остались позади. Но вдоль дороги выстроились еще тысячи, они осыпали участников марша цветами, монетами, купюрами и кумкумом (красным порошком, который означал почтение). В каждой деревне собирались новые толпы, чтобы поприветствовать Ганди с гирляндами, плакатами, дудками и барабанами. Так много людей пыталось стереть пыль с его ног, что их приходилось массировать с вазелином.

По вечерам, при мигающем свете керосиновых ламп, Ганди проповедовал о долге неподчинения сатанинскому правительству. Он убеждал жителей всей Индии, живущих в 700 000 деревень, покончить с «бесчеловечной монополией»[2206] на соль (которую он сам, по иронии судьбы, уже много лет назад исключил из своего рациона).

Его ученики сами несли свои спальные принадлежности, ночевали по-походному в траве и ели почти столь же мало, как и их гуру. Они соблюдали строгий режим молитв, занимались специальной гимнастикой и ежедневно вели дневник. Несколько человек не смогли продолжать путь сами, их пришлось везти в повозках с впряженными волами. Но Ганди в возрасте шестидесяти одного года, хотя и был старше всех, казался наполненным нечеловеческой энергией. После дня, в течение которого он пересекал прибрежную равнину, десять миль по грунтовым дорогам, рисовым полям, болотам и рекам, его иногда можно было увидеть пишущим письма при лунном свете в четыре часа утра. Один из корреспондентов, работающих в газете и хронометрирующих его продвижение вперед, заявлял: Ганди пребывал в опасном гиперактивном нервном состоянии[2207].

5 апреля махатма добрался до Данди. «Никогда еще не было более уединенной сцены для драмы, чем маленькая, пытающаяся свести концы с концами деревенька, которая стояла на холмах над берегом и видела большие волны Аравийского моря, набегающие на него», — сообщала «Нью-Йорк таймс»[2208].

На следующее утро Ганди вышел из своей хижины и пошел к прибрежной полосе по черному песку, засыпанному медузами. За ним наблюдала огромная толпа, среди которой было много женщин в ярких сари малинового, розового и пурпурного цвета. Это были яркие пятна на фоне серых глинобитных хижин и сухого серовато-коричневого берега.

Ганди поднял горсть природной соли. Она символизировала противостояние британскому правлению. Рядом с ним поэтесса Сароджини Найду, первая женщина-председатель Конгресса, воскликнула: «Приветствую тебя, освободитель!»[2209]