— А ведь верно: вы Татьяна Ильинична! Как же это я сразу не признал вас, не догадался? Вот растяпа! Думал, вы совсем другая.

Чугункова встрепенулась:

— А какой же я представлялась тебе?

Он не нашелся сразу, что ответить, и принялся в задумчивости тереть щеку. Почему-то его щеголеватость теперь не бросалась Чугунковой в глаза: просто парень приоделся в дорогу, раз ему поручили встретить героиню и привезти в Суслонь. В эти минуты он даже понравился ей своей живостью и непосредственностью. Она опять спросила:

— Так какая же я, по-твоему, должна быть, милок?

— Ну, строгая такая, важная, со Звездой Золотой и орденами, — сказал он наконец чуть виновато. — Одним словом, знатная. Председатель-то наш наказывал мне перед дорогой: мол, по звезде узнаешь ее среди пассажиров, в область она всегда ездит с наградами на груди… А вы вон какая, совсем обыкновенная. Как моя тетка, даже чуток похожи на нее…

Теперь и Марина узнала эту прославленную женщину-героиню, о которой не раз читала в газетах, а однажды, когда проходила практику в совхозном клубе, сама показывала ее в кинохронике. На экране она действительно выглядела солиднее, крупнее, величественнее, а тут на скамейке под кленом сидела живая, морщинистая, разговорчивая Чугункова…

«Вот здорово, что я познакомилась с ней!» — подумала Марина и вдруг почувствовала себя удачливой, счастливой, хоть и не отдавала отчета, как и почему возникло это чувство.

Она посмотрела на парня уже без прежнего заигрывания, доверчиво и благосклонно, и нашла, что ему, пожалуй, к лицу клетчатая кепка и даже сапоги не портят его крепкую, ладную фигуру.

А Чугункова отчего-то помрачнела. Задумчивый взгляд ее был устремлен куда-то за реку, на противоположный берег, где, удаляясь, пылил грузовик.

— Зачем же я понадобилась в Суслони? — спросила она парня.

Тот заговорщицки подмигнул Марине: чего, мол, тут спрашивать, потом полоснул себя пальцем по горлу:

— Вот так нужны — позарез!

— Пожар, что ли?

— Пожара нет, а дело кричит.

— Да какое дело-то? Говори толком.

— Я и говорю… Мы в колхозе новый коровник построили, породистое стадо завели. Это ж все знают, в районной и областной газетах писали. Вот наш-то председатель и заявил: «Хватит бескрылости, даешь образцовую ферму, у Чугунковой надо учиться!» Ну вот и просим вас приехать к нам для обмена опытом. Поучите наших доярок уму да сноровке.

— Та-ак… Значит, обменяться опытом? — сухо протянула Чугункова.

— Ага!.. Наш-то сказал, хорошо бы денька на три к нам…

— А может, на недельку?

— Да наши будут только рады!

Чугункова медленно покачала головой:

— Ишь как рассудили!.. Что ж получается? Три дня в области обменивалась, на совещании выступала… Теперь к вам? А работать кто за меня будет? Тетка чужая? Негоже так… Как же в Суслони узнали, что я нонче с теплоходом возвращаюсь?

— Да это ж просто: телефон! — щелкнул пальцами парень. — Договорились сперва в райкоме партии, потом к вам, в Гремякино, позвонили, потом на пристань… Наш-то заставил меня запрячь красавцев, и вот я тут, да запоздал немного…

— Значит, поучить ваших надо? — переспросила Чугункова недовольным тоном. — А у вас что же, нет опытных доярок?

— Как это — нет? Есть, и не одна!

— Ну и пусть они остальных подтягивают.

— Так ведь вы ж героиня, авторитет на всю страну! Наш-то председатель говорит, что у вас секрет мастерства, своя школа.

— Секрет! Проявляй старание, люби свою работу, к каждой корове имей подход да корми получше — вот и весь секрет, вся школа.

— Да это у нас знают!

— А председателю не ясно, что ли? Уж коли ездить, так не с речами, а делом помочь, поработать на ферме с полгодика…

— Да и он это понимает! Но все же… вы героиня!

На какое-то время Чугункова задумалась. Вдруг к ней пришло решение, она быстро поднялась.

— Хорошо, милок… Заедем-ка сперва в райком.

Парень обрадовался, подхватил велосипед. Не торопясь, все с тем же озабоченным лицом, Чугункова уселась на линейке и кивком головы пригласила сесть рядом с собой внезапно приунывшую Марину. Та неуверенно возразила, что ведь ей надо не в Суслонь, а в Гремякино, но Чугункова строго перебила ее:

— Садись, садись. Доберешься куда надо…

Кони сразу рванулись с места и понеслись но улице как птицы. Мостовая гремела, грохотала; должно быть, парень любил езду с ветерком. Он не нахлестывал коней кнутом, хоть и держал его в руке, лишь покрикивал то ласково, то гневно:

— Давай, давай, крылатые! Поднажмите, небесные! Э-эх, красавцы, эх, демоны!

По всему было видно, что красавцы хорошо знали его голос, подчинялись каждому движению его руки.

Марине никогда прежде не приходилось ездить на такой легкой, пружинистой линейке, видеть таких сильных, стремительных коней; в детдоме была вислобрюхая лошаденка и скрипучая телега, на которой подвозили дрова и воду в бочке. Девушке стало легко и весело, она украдкой косилась на парня, пыталась угадать, кто он, чем занимается в Суслони. Агроном, зоотехник или, может, учитель?

А Чугункова сосредоточенно молчала, устремив неподвижный взгляд вдоль улицы…

На мосту через реку кони пошли шагом, потряхивая гривастыми головами. Парень оглянулся на Марину, но не заговорил — то ли смутила строгость молчавшей Чугунковой, то ли не нашелся, с чего начать. Наконец он поинтересовался:

— А вы, извиняюсь, с Татьяной Ильиничной едете?

— Да, то есть нет… — сбивчиво сказала Марина. — Я сама по себе. Буду жить в Гремякине.

Парень кивнул, удовлетворенный ответом, но тотчас же опять повернулся лицом к девушке — молчать рядом с ней он не мог.

— А как вас зовут, если, конечно, не тайна?

— Марина Звонцова.

— А я — Виктор Шубейкин! — объявил парень с радостью.

— Кони вам так послушны, ловко вы с ними! — помолчав, сказала Марина. — Вы, наверно, зоотехник?

— При чем тут зоотехник! — отмахнулся Виктор и рассмеялся. — Я конюх. Закончил восемь классов и пошел работать в колхоз, вот уж четвертый год… Знаете, какая у нас конеферма? Во всей области такой не найдешь! Ненаглядные — что! У нас призеры есть, чистых кровей… Конечно, теперь кругом техника — и на полях, и в хозяйстве, но и без коней в деревне еще нельзя. Знаете, сколько их имеется в колхозах и совхозах страны? Более четырех миллионов. Цифра громкая. Думаете, у нашего-то у председателя «Победы» нет? Новенькая. Только он коней любит, вот на этой самой линейке и разъезжает куда надо. Он же кавалеристом был в Отечественную, в Берлин на коне въехал… С тех пор у него такая любовь к коням. Ну, и я тоже привязался к конеферме…

Марине было приятно, что Виктор оказался таким простым, общительным, совсем незаносчивым парнем. Она улыбнулась ему доверчиво и