Твоя слава – это слава тушканчика и ящерицы по сравнению

               с таким великим молодцом, как я.

Пребывание твое между нами – позор для нас, провалиться бы

               тебе в пекло ада!

(Перевод И.М. Фильштинского)

С именами Башшара ибн Бурда и Абу Нуваса связан новый этап развития арабской поэзии – эпоха обновления, стиль которой получил название бади‘ (новый, нововведенный, редкий, исключительный). Они не только впервые осознали стихи как особым образом украшенную речь, но выступили как реформаторы арабского поэтического языка, насытив его необычными словами, в том числе и иранского происхождения. В тот же период в Халифате формируется такое заметное культурно-политическое явление, как шу‘убитское движение, представители которого отстаивали идею равенства всех народов, принявших ислам. В своих политических и культурных притязаниях они опирались непосредственно на авторитет Корана, в котором говорится: «О люди! Мы создали вас мужчиной и женщиной и сделали вас народами (шу‘уб) и племенами, чтобы вы знали друг друга. Ведь самый благородный перед Аллахом – самый благочестивый» (Коран 49:13).

Важную часть деятельности шу‘убитов составляла переводческая работа, призванная сохранить наследие домусульманского Ирана и доказать культурный приоритет иранцев. Благодаря усилиям представителей этого движения на арабский язык были переведены многочисленные произведения пехлевийской литературы, в том числе назидательные сочинения и историографические своды сасанидского времени. На основе этих переводов и переложений в значительной мере и возник целый слой арабской дидактической литературы, получивший название адаб.

Среди основоположников этого вида арабской назидательной и развлекательной прозы был перс ‘Абдаллах ибн ал-Мукаффа, прославившийся пересказом среднеперсидского извода древнеиндийской обрамленной повести[2] «Панчатантра» (III–IV в. н. э.), названным им «Калила и Димна». Это сочинение приобрело огромную популярность и вызвало множество подражаний не только в регионе Ближнего и Среднего Востока, но и в средневековой Европе. Удобная и ёмкая композиционная схема, позволяющая вводить в нее всё новые и новые рассказы без ущерба для общей структуры сочинения, представлена, к примеру, в таком знаменитом произведении арабской народной литературы, как гигантский свод «Тысяча и одна ночь». По сообщениям средневековых ученых, ядро этого памятника – переведенная на арабский язык несохранившаяся персидская книга «Тысяча сказок» (Хезар афсане).

По причине высокой степени культурной активности иранского этнического элемента в составе арабского Халифата последующее усвоение достижений арабской словесности на раннем этапе формирования литературы на новоперсидском языке оказалось достаточно естественным и быстрым. Каждый иранист знает, что уже первые литературные опыты, дошедшие до нас от этого времени (IX – начало Х в.), обнаруживают и зрелость формы, и весьма высокий для ранних образцов уровень авторского самосознания.

Литература на новоперсидском языке, использующая арабскую графику, явилась преемницей арабоязычной литературы Халифата. Из материнской традиции были заимствованы правила квантитативной метрики (‘аруз), точной рифмы (кафийа) и украшения поэтической речи (фигуры и приемы бади‘), система поэтических жанров, круг устойчивых тем и образов каждого жанра, критерии оценки литературного произведения (представления о пороках стиха – ‘уйуб и о поэтических заимствованиях – сарикат). Что касается метрики стиха, то в Иране она претерпела значительные изменения, связанные с отличиями фонетического строя арабского и персидского языков. Часть традиционных размеров (басит, тавил, камил и др.), распространенных в доисламской арабской поэзии, в Иране совершенно не прижилась, тогда как так называемые легкие или песенные размеры (хазадж, рамал, хафиф и др.) получили преимущественно распространение. Грамматический строй персидского языка обусловил и ряд изменений в правилах рифмовки. Некоторые виды украшенной рифмы, считавшиеся в арабской поэзии трудными и редкими, оказались совершенно естественными в поэзии персидской. Так, например, благодаря наличию сложных глаголов получила широкое распространение рифма с радифом (повторение слова или группы слов после основной рифмы) – именные части глаголов образовывали основную рифму, а повторяющийся глагол-связка попадал в радиф.

В общих чертах персидская поэтическая система, опирающаяся на нормы арабской метрики и рифмы, сложилась уже в творчестве ее родоначальника – Рудаки (ум. 941). Основной единицей для всех жанровых форм персидской поэзии, как и исходной арабской, является бейт (стих), состоящий из двух мисра‘ (полустиший). В пределах бейта задается метр стихотворения, второе полустишие несет его основную рифму, а бейт в целом, согласно правилам поэтики, должен обладать смысловой и синтаксической законченностью.

Жанровая система персидской поэзии, начавшая свое развитие на рубеже IX и X вв., представляет собой сочетание сложно соотнесенных между собой содержательных (аджнас-и ши‘р) и формальных категорий (анва‘-и ши‘р). При этом если содержательные категории были иранцами практически полностью заимствованы из арабской поэтики, то «реестр» формальных категорий поэзии был существенно трансформирован и расширен, и к исконно арабским формам – касыде и кыт‘а – были добавлены поэма-маснави, строфические формы (мусаммат, таржи‘банд, таркиббанд и др.), газель и руба‘и (четверостишие).

Высшую ступень в иерархии поэтических форм вплоть до XIII в. занимала касыда – излюбленный вид арабской поэзии еще с доисламских времен. Персидская касыда сохранила все основные формальные признаки арабского прототипа. В рифмовке касыды использовался принцип монорима – полустишия первого бейта (матла‘) обязательно рифмовались между собой, и эта рифма сохранялась в окончании каждого бейта на протяжении всего стихотворения (по схеме – аа-bа-dа и т. д.). В персидской поэтике с определенного момента стал достаточно строго оговариваться и объем касыды. Считалось, что касыда должна содержать не менее двадцати бейтов.

В Иране касыда с самого начала стала неотъемлемой частью дворцового этикета. «Ведомство поэзии» (диван аш-шу‘ара) во главе с «Царем поэтов» (малик аш-шу‘ара) выполняло при правителе роль своеобразного департамента, а стихотворцы состояли на государственной службе и получали жалованье. Главное назначение касыды состояло в восхвалении правителя и увековечении его имени. Как и ее арабский прототип, она включала вступительную часть (насиб, ташбиб), переход (тахаллус) к восхвалению и собственно восхваление (мадх). Под пером персидских стихотворцев к традиционным арабским описаниям (васф) добавились чисто персидские темы: красочные картины сезонных празднеств – весеннего Науруза и осеннего Михргана, образы пробуждающейся природы и плодов осени.

В арабской системе поэтических форм рядом с касыдой стояла кыт‘а (букв. «отрывок»). Эта форма также с самого начала становится популярной у персидских авторов. С точки зрения средневековых персидских теоретиков стиха кыт‘а формально отличается от касыды лишь тем, что полустишия первого бейта не рифмуются между собой, а количество бейтов существенно меньше. В арабской традиции касыда была политематической, а в кыт‘а развивали какую-либо одну из канонических касыдных тем (самовосхваление, пасквиль на врага, жалоба, описание отдельных предметов). Персидские придворные стихотворцы начали применять касыду и кыт‘а в разных сферах придворной жизни. В отличие от парадной касыды, кыт‘а стала камерным, «деловым» или «смеховым», жанром, который не только поэты, но все «люди пера» (ахл ал-калам),