— Спусти его на пол, — приказал Дрисдейл.

— Но ему и здесь удобно, — возразила она, ласково поглаживая песика, который продолжал тихо рычать.

— Ты слышала мой приказ? — прорычал Христиан.

— А почему я должна подчиниться? Песик мой. Я люблю его, и он может сидеть у меня на коленях, как всегда.

С каждым словом, которое произносил этот человек, ей становилось все труднее сдерживать свою ненависть. И похоже, ее тон впервые задел его.

— Ты будешь делать то, что я приказываю? — крикнул он. — Спусти собаку на пол!

Карета поднималась в гору, лошади тянули свой тяжелый груз ровно, не спеша. Пантея сидела прямо и совершенно неподвижно. Атмосфера становилась все более напряженной. Приподняв Бобо, она прижалась щекой к его головке. Казалось, эта невинная ласка окончательно вывела из себя сидевшего рядом с ней человека. Не то с ругательством, не то со злобным рыком он вырвал песика из рук девушки.

Послышалось рычание, и Дрисдейл поморщился: острые зубки собачки снова впились ему в палец. А потом последовал глухой удар палки, и маленькое бесчувственное тельце упало на дно кареты.

— Вы его убили! Убили! — вскрикнула Тея с ужасом и болью.

Она бросилась бы на пол, если бы Христиан не удержал ее.

— Вы убили его, чудовище! — снова крикнула она и тут заметила, что лицо Христиана оказалось совсем близко от ее лица, что его рука сжимает ее руку, как тисками, а на другой руке Дрисдейла в лунном свете виднеются капельки крови. И эта рука тянется вверх, чтобы взять ее за подбородок и заставить поднять голову. — Вы убили его! — простонала она, но едва успела договорить, как смысл этих слов поблек, сменившись настоящим ужасом.

— Глупышка! Ты получишь новую игрушку, гораздо более занимательную!

Голос Христиана стал хрипловатым и вкрадчивым, а его горячий рот жадно приник к губам Теи.

Она вырывалась, сопротивлялась, но не могла справиться с ним. Ей показалось, что вокруг нее сгущается темнота, страшнее которой она не могла вообразить ничего. Эта тьма душила ее, сталкивала в пучину отчаяния, которая была глубже пучины самого ада.

Казалось, его губы, его руки, само его присутствие высасывают из нее силы, стирают ее личность и она погружается в эту отвратительную тьму, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь.

Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание от ужаса и отвращения. А потом, когда ее душевные и телесные муки стали просто нестерпимыми, карета резко дернулась. Христиан на секунду ослабил свою хватку, и она смогла отвернуться, ловя ртом воздух. Она еще не успела понять, что происходит, как дверца кареты распахнулась, и какой-то голос резко и повелительно нарушил ночную тишину:

— Кошелек или жизнь!

Она услышала, что Христиан пробормотал какие-то странные слова, которых она никогда раньше не слышала и которые, вероятно, были самыми страшными ругательствами. Потом все тот же резкий и властный голос произнес:

— Извольте выйти, чтобы мой помощник мог обыскать вашу карету.

Христиан снова разразился ругательствами, но на этот раз в окошко кареты просунулось дуло пистолета, и ругань смолкла.

— Это неслыханно! — выкрикнул Дрисдейл наконец. — Уж я позабочусь, чтобы тебя повесили!

— Выходите, и побыстрее, — был ответ.

Сняв свою широкополую шляпу, Христиан Дрисдейл вышел из кареты.

Ночь выдалась довольно теплая для февраля: ветра не было, на голых ветвях деревьев и на земле еще лежал снег после недавнего снегопада, а в лесу, который подступал к узкой дороге, земля чернела по-осеннему.

Они стояли на небольшой поляне, освещенные лунным светом, и Христиан Дрисдейл имел возможность оценить ситуацию. Оба его кучера стояли, подняв руки. Поперек дороги остановился всадник на вороном чистокровном жеребце.

Лицо его было скрыто черной маской. Еще один разбойник успел спешиться и держал в каждой руке по пистолету. У него за спиной великолепный жеребец послушно дожидался хозяина.

Разбойник, который стоял рядом с Дрисдейлом, был одет богаче, чем тот, что остался в седле. Красиво вышитый черный бархатный камзол, ботфорты из лучшей кожи, жабо из бесценного венецианского кружева заколото булавкой, в которой сверкал бриллиант. Секунду Христиан Дрисдейл молча хватал ртом воздух, а потом сквозь зубы процедил:

— Белогрудый! Так это опять ты!

— Ваш слуга, мистер Дрисдейл, — насмешливо поклонился разбойник. — При нашей последней встрече я обещал вам, что мы вскоре увидимся снова.

— Ты за мной следил?

— Скажем так: был осведомлен о ваших передвижениях.

Как я сказал вам при нашей последней встрече, я не люблю сборщиков налогов, особенно если они пользуются своим положением для того, чтобы издеваться над невинными и беззащитными.

— Мошенник! Невежа! Ты за это заплатишь!

— Вы угрожали мне и при нашей прошлой встрече, если я не запамятовал. — Разбойник улыбнулся. — В тот раз я допустил серьезное упущение: я не догадался, что вы возите с собой большую часть отнятых у людей средств. На этот раз я такой глупости не сделаю.

Христиан Дрисдейл сделал неожиданное движение, но разбойник шагнул вперед.

— Мой пистолет заряжен, сэр, — угрожающе произнес он, 3 потом повернулся к кучерам и крикнул:

— Ну-ка, ребята, идите-ка сюда вниз и свяжите вашего хозяина, — Он никакой нам не хозяин, сэр, — проговорил один из слуг дрожащим голосом, в котором явственно слышался мягкий деревенский говор. — Мы подрядились отвезти его до церкви с его невестой, а потом везти их в свадебное путешествие.

— Свадьба? — вскричал разбойник. — Что за дьявольщину вы затеяли, мистер Дрисдейл? Готов поставить сто гиней, что это что-то мерзкое, раз исходит от вас. Свяжите его, — приказал он слугам, поспешно спустившимся с козел. — Последи за этим, Джек, — добавил он, обращаясь к своему спутнику в маске.

Тот проехал вперед, и его конь оттеснил Христиана Дрисдейла к стволу высокого дуба.

Второй разбойник бросил слугам веревку и, не опуская пистолет, объяснил им, как примотать сборщика податей к дереву.

Тот, которого Дрисдейл назвал Белогрудым, секунду понаблюдал за этой сценой с улыбкой на губах, а потом повернулся к карете. Заглянув в нее, он обнаружил Тею: она скорчилась на полу, прижимая к себе безжизненное тельце своего песика, и совершенно не замечала того, что происходило вокруг, Заливаясь беззвучными слезами, она прижимала к себе головку, размозженную тяжелой тростью.

Секунду разбойник с изумлением взирал на нее, а потом, сдернув с головы шляпу, негромко спросил:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, мадам?

Она подняла голову. Его скрытое маской лицо ничуть не испугало девушку. Непринужденно и доверчиво, словно старому другу, она протянула ему тельце собаки.