Вадим стал напряженно соображать, в каком смысле его физиономия всех лучше. Всех тупее, или, наоборот, как раз ничего? Так и не уразумев, лучше он или хуже остальных, обидчиво повернулся к давящемуся от смеха Абраму Серафимовичу.

— Ну вот, вы слышали! Сплошные оскорбления! А попробуй я ей что-нибудь в ответ скажи, тут же истерика начнется!

Этот поклеп возмутил меня до глубины души. У меня истерик никогда не бывает, у меня характер нордический, абсолютно уравновешенный, что и захотелось доказать ему наглядно, залепив увесистую оплеуху по румяной щечке. Но директор, не дав мне вставить и слова, миролюбиво пробормотал, в который раз продемонстрировав недюжинный дипломатический талант:

— Да разве ж вас кто в чем упрекнул? Я только комплименты слышал, про то, что вы лучше всех. Я грешным делом даже подумал, а не влюбилась ли в вас наша Яна Ивановна? Она женщина молодая, а вы, что правду скрывать, уж очень хороши.

Чтобы достойно поддержать эту фантасмагорическую версию, я скромно потупила горевшие насмешливым огнем глаза и повертела кончиком носка по паркетному полу, как маленькая застенчивая девочка. Поняв, что над ним насмехаются, Вадим разъяренно покраснел, повернулся и ушел, неотесанно хлопнув дверью.

Удрученно вздохнув от неподобающего обращения с вверенным мне имуществом, я пригласила дорогого директора к себе. Налила ему чашечку крепкого кофе без молока и сахара, как он любил, и раскаянно повинилась:

— Зря я с ним так. Наверное, вам потом трудновато будет общаться с этим типом?

Абрам Серафимович артистично взмахнул пухлой рукой.

— Да Бог с тобой! Наоборот, я ему на тебя же еще и пожалуюсь! Он же меня еще и пожалеет! Ведь так трудно работать с дурными бабами! — и лукаво мне подмигнул. — Но ты всё-таки особенно не высовывайся. Женщина ты умная, но вот темперамент у тебя африканский! И в кого ты такая удалась? Родители у тебя вроде люди мирные.

Я устало опровергла его слова.

— Это жизнь у меня тяжелая. Нервишки в связи с чем расшатанные. С помощью Михаила, естественно. В одиночку я таких потрясающих результатов никогда б не достигла.

Абрам Серафимович, хорошо знавший и моих родителей, и меня с рождения, и, соответственно, всю историю моей жизни, согласно кивнул головой.

— Да, пожалуй, ты права. Но, с другой стороны, кто тебя за этого охламона замуж-то идти заставлял?

Уныло покивала носом, соглашаясь.

— Да я никого и не виню. Планида у меня такая, видимо.

Немолодой мужчина с прищуром взглянул на меня.

— Да не журись ты раньше времени, девка! Молодая еще, всё наладится! — и, потрепав меня по плечу, как щенка, ушел.

Бормоча на ходу, я поплелась в туалет мыть его чашку:

— Надо же, нашел молоденькую! Тридцать пять уже, двое парней на руках. Кому я нужна? — немного подумав, решила добавить позитива, чтобы было не так обидно: — С другой стороны, тридцать пять — возраст мудрости, и никакой дурак мне больше не нужен!

Зеркало над умывальником было со мной полностью согласно. Во всяком случае, улыбчивая особа с лукавыми карими глазками и каштановыми волосами почти до пояса смотрелась вполне недурно, и, несомненно, не нуждалась в мужском руководстве.

Повернувшись то одним, то другим боком, я решила, что фигура вполне соответствует моим представлениям о красоте девятнадцатого века, который я так ценила: пышная грудь и такие же бедра при тонкой, как в девичестве, талии, придавали ей вид песочных часов. Прямо как у дам на картинах Ренуара или Клода Моне. Волосы, собранные наверху, подчеркивали точеную, ну, или почти точеную шею. На мой несовременный взгляд, весьма, весьма неплохо.

Успокоенная, я вернулась в кабинет, намереваясь дисциплинированно продолжить работу. Но не тут-то было.

В дверь кто-то неуверенно поскреб. Я насторожилась. В кабинете медленно, то ли робея, то ли, наоборот, заставляя нервничать меня, нарисовалась жена моего бывшего мужа. Вот это да! И чего ей здесь надо?

С сомнением посматривая на меня, она, не здороваясь, прошла к столу и села на место для посетителей. Я молча ждала продолжения. Сердце стало биться неровными болезненными толчками, сразу вспомнились подлости, устроенные мне этой приятной с виду дамочкой.

Когда я рожала Сергея, старший, Андрей, был у моих родителей. Михаил, как порядочный муж, каждый день ко мне приходил, передачки приносил, что-то приятное даже говорил. Из роддома забрал на машине, договорился с другом, как положено. Я ничего не предчувствовала, мне казалось, что в моей семье всё замечательно. Но в один прекрасный день ко мне забежала соседка Таня и, волнуясь, предупредила:

— Сплетничать нехорошо, конечно, но я больше молчать не могу! Весь этот год, пока тебя дома не было, у тебя такое творилось! Михаил из ночной смены всегда приходил с какой-то бабой. Уходила она только перед твоим приходом. А когда ты в роддоме была, вообще здесь жила. Не сердись за дурную весть, но об этом все уже знают.

И всё, рухнул мой маленький уютный мирок. В тот же вечер спросила Михаила, в чем дело. Он отпираться не стал, прямо объяснил, что встретил хорошую женщину, и не уходил только потому, что детей ему было жалко.

Ну что ж, если я вдруг попала в разряд нехороших женщин, то и пришлось ею стать, чтоб не нарушать отчетности. Собрала его вещички и поставила у порога, а когда Михаил попытался права качать и доказывать, что он здесь хозяин, попросила помощи у наших заводских юристов, и они помогли мне квартиру отсудить.

Обосновали это тем, что квартира выделена за счет средств завода мне и моей семье. А поскольку бывший муж к членам моей семьи теперь не относится, то и претендовать на нее не имеет права. Разозленный экс ушел жить к подруге, Надежде, она с родителями жила в двухкомнатной квартире. Самое забавное, я ее знала, она много раз к нам в библиотеку приходила и всё поглядывала на меня этак снисходительно. Я никак не могла понять, в чем дело. Теперь поняла.

Надежда напружинилась и выпалила:

— Яна Ивановна, Михаил скоро совсем сопьется!

Озадачившись, я вопросительно подняла брови.

— А я здесь при чем? Я с ним не пью.

Уверенно, будто на приеме у психотерапевта, она продолжала:

— Я-то думала, он хороший, просто ему с вами плохо, а он настоящий подлец! Пьет, гуляет, да и орет на меня к тому же!

Опешив, я молча смотрела на ее миленькое простоватое личико. Ну, много чего я в этой жизни видела, но чтобы любовница, семью разбившая, бывшей жене на мужа жаловаться приходила, вот об этом я что-то не слыхала. Да, много есть дур на свете, но это уже перебор.

— Надежда Семеновна, вы от меня-то чего хотите? Я-то что должна для вашей семейки сделать?

Она наивненько так заявила:

— А вы поговорите с ним, он вас послушает! Он вас всегда уважал!

Я возмутилась: