– Чего, прости?

– Это кинофестиваль. Большинство голливудских знаменитостей останавливаются в нашем отеле. Это очень важное и ответственное событие для нашей компании.

– Не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь. – Хотя Бен потихоньку начал догадываться, в чем дело.

– Мне нужно, чтобы кто-то заменил там меня, – пояснил Спенсер. – Кто-то из Чатсфилдов.

– Ты решил, что я брошу свой бизнес и отправлюсь в Берлин, чтобы помочь тебе? – поинтересовался Бен. – И это после четырнадцати лет тишины?

Глаза Спенсера сверкнули.

– Это ты ушел от нас, Бен.

Бен был на волоске от того, чтобы ударить брата. Он сжал кулаки, сердце бешено забилось в груди. Желание причинить Спенсеру боль было невыносимым, но Бен, как всегда, сдержался. Однажды вспышка гнева привела к тому, что он чуть не лишил человека жизни.

– Да, я ушел. И не собираюсь возвращаться ради тебя и твоего отеля.

Спенсер внимательно посмотрел на него.

– Ты изменился, – тихо произнес он.

– Верно.

– Но ты все еще мой брат, Бен. И я все еще твой брат. Возможно, мне стоило прийти к тебе гораздо раньше. Но ты тоже мог со мной связаться. Так что виноваты мы оба.

Раньше Бен с радостью взял бы всю вину на себя и постарался бы все уладить. Он сделал бы все возможное, чтобы осчастливить Спенсера и всю свою семью. Сегодняшний Бен, который четырнадцать лет старался подавить обиду и гнев, просто пожал плечами.

– Пожалуйста, – сказал Спенсер. Он склонил голову набок, и уголок его губ изогнулся в милой ребяческой улыбке, которую Бен помнил с детства. – Ты мне нужен.

Бен покачал головой:

– Недавно я открыл ресторан в Риме и собираюсь поехать туда…

– Две недели, братишка. Нам необходимо снова стать семьей и выступать единым фронтом. Я хочу этого больше всего на свете.

Сплоченная семья. Об этом Бен мечтал в детстве. Он терпел постоянные ссоры родителей, приступы гнева отца и изо всех сил стремился к тому, чтобы все изменилось к лучшему. Однажды он пожертвовал своими желаниями ради благополучия Чатсфилдов, и, похоже, история повторяется. В конце концов он откликнется на просьбу брата. Честно говоря, Бен сожалел о том, что порвал с родными, хотя в то время ему казалось, что другого выхода нет…

– Две недели, – сказал он, и на лице его брата появилось выражение облегчения и радости.

– Да…

– Я всего лишь шеф-повар, а не шоумен. Пусть этим занимаются другие.

– Все будет нормально, – заверил его Спенсер. – Тебе всего-то надо улыбаться и пожимать людям руки, честное слово.

– Я не имел никакого отношения к делам семьи Чатсфилд четырнадцать лет, – напомнил он Спенсеру. И себе самому. – Почти половину своей жизни.

– Больше причин, чтобы вернуться. – Спенсер говорил искренне. – Я скучал по тебе, Бен. И мне известно, что тогда ты пытался защитить меня…

– Забудь об этом.

Горло Бена сжалось от переполняющего его гнева, или печали, или какого-то неизвестного ему чувства. Он не хотел говорить о прошлом. Не желал даже думать о нем.

– Я благодарен тебе… – настаивал Спенсер.

Бен оборвал его:

– Хорошо. Я помогу тебе в Берлине. Но потребую кое-что взамен.

Спенсеру не стоит, как прежде, рассчитывать на его слепую преданность. Многое изменилось за эти годы. И сам Бен сильно изменился.

– Ладно. И что же ты хочешь?

– Я хочу открыть свой ресторан в отеле «Чатсфилд» в Лондоне.

Спенсер недоуменно заморгал:

– Там уже есть первоклассный ресторан.

– Его шеф-повар скоро уйдет на пенсию. К тому же он давно начал сдавать позиции. – Бен надменно вздернул бровь. – Что скажешь?

Спенсер внимательно посмотрел Бену прямо в глаза, но тот не сдался и не отвел взгляд. В конце концов Спенсер кивнул:

– Ладно. Помоги мне с фестивалем, и я подумаю над тем, как открыть твой ресторан в нашем лондонском отеле.

– Не просто подумаешь, – спокойно продолжил Бен. – Мне нужен подписанный контракт.

Спенсер усмехнулся:

– Ты мне не доверяешь?

– Это просто бизнес.

– Хорошо. Пришли документы в мой офис, и я их подпишу. Так мы договорились?

– Договорились.

Спенсер покачал головой:

– С тобой сложно торговаться, Бен. Ты стал намного сильнее с тех пор, как мы с тобой в последний раз виделись.

Тогда ему было восемнадцать лет, и он был до смешного наивным…

Бен наконец осознал, что перед ним стоит его брат. Сквозь пелену гнева он начал ощущать какое-то чистое, давно забытое чувство. Его сердце наполняла радость.

Оливия Харрингтон бегло осмотрела номер, который она зарезервировала в отеле «Чатсфилд», и чуть не застонала от негодования. Кладовка просторнее этого номера. Намного просторнее. Устало вздохнув, Оливия сбросила туфли на высоченных каблуках, которые специально надела для перелета из Лос-Анджелеса, и плюхнулась на узкую кровать. Она ногой закрыла дверь, затем еще раз оглядела маленькую тюремную камеру, которая должна была стать ее домом на целую неделю.

Конечно, Оливия не рассчитывала на президентский люкс. Она не была знаменитостью мирового масштаба, но тоже участвовала в кинофестивале. И разве номер класса «стандарт» в лучшем отеле города может быть похож на закуток для швабр? В нем даже ванной комнаты нет, а из окна открывается вид на кирпичную стену соседнего здания, до которой при желании можно дотянуться.

К тому же создавалось впечатление, что в номере нормально не прибирались с тех пор, как его покинул предыдущий постоялец… или лучше сказать, заключенный? На ковре были рассыпаны крошки, простыни были измяты, а присмотревшись, она заметила на них пятна. Фу!

Тяжело вздохнув, Оливия открыла дверцу маленького бара, на котором стоял крошечный телевизор. В такой ситуации без алкоголя не обойтись. Но оказалось, что бар опустошен отчаявшимся постояльцем. Нашлись лишь бутылка воды и половина шоколадки. Может ли этот день стать еще хуже?

В аэропорту Лос-Анджелеса ей пришлось просидеть несколько часов, поскольку два рейса были отменены, затем пережить полет в экономклассе, будучи зажатой между матерью с кричащим младенцем и упитанным бизнесменом, который не желал делиться общим подлокотником. Оливия тщательно продумала свой наряд, прекрасно зная, что папарацци обожают фотографировать знаменитостей, когда те, уставшие после перелета, без макияжа, покидают аэропорт. Она тринадцать часов провела на каблуках. Сон казался несбыточной мечтой.

Отвратительный номер стал последней каплей. Кровь Оливии забурлила от злости. Она быстро встала, засунула ноющие ноги в дизайнерские туфли и поправила макияж, согнувшись пополам, чтобы хоть что-то увидеть в маленьком квадратике зеркала. Оливия не была избалованной капризной дивой, но это уже слишком. Ей с трудом удавалось дышать в крохотном номере, а ведь здесь предстоит готовиться к премьерам фильмов и другим светским мероприятиям. Оливия прекрасно знала, почему ей досталась эта кладовка. Она – одна из Харрингтонов. Ее сестра Изабелл отвергла сделку, предложенную Чатсфилдами. Она не могла позволить конкурентам завладеть их семейным бизнесом. И Спенсер Чатсфилд счел забавным водворение представительницы семьи Харрингтон в кладовку.