Вива быстро подсчитала. Билет от Лондона до Бомбея стоит примерно восемьдесят фунтов. У нее отложено сто двадцать фунтов, и ей еще нужно будет на что-то жить, когда она приедет в Индию.

– Вполне разумное предложение, – солидно проговорила она, так, словно делала это каждый день.

Тори шумно вздохнула.

– Слава богу! Ах, как хорошо!

Вива пожала всем руки и вышла из ресторана бодрой, уверенной походкой. Да, это будет нечто, размышляла она на ходу: нескладная девочка с васильковыми глазами так явно стремилась уехать от своей безумной мамаши; ее подруга Роза вот-вот выйдет замуж, и у девочки просто нет выбора.

После этого Вива направилась в отель «Армия и Флот» для беседы с некой миссис Баннистер насчет еще одного перспективного клиента: школьника, чьи родители жили в Ассаме. Достав из сумочки листок бумаги, она прочла его имя: Гай Гловер.

И вот предприимчивая мисс Холлоуэй уже сидела с миссис Баннистер, оказавшейся нервной и раздражительной особой с торчащими вперед зубами. Лет сорока, по оценкам Вивы, хотя она не очень-то хорошо угадывала возраст пожилых людей. Миссис Баннистер заказала им обеим по чашке тепловатого чая, и все. Ни пирожных, ни печенья.

Потом она заявила, что сразу перейдет к сути, поскольку у нее в три тридцать уходит поезд в Шрусбери. Ее брат, чайный плантатор в Ассаме, и его жена Гвен «вынуждены выбирать из двух зол». Их сына Гая, единственного ребенка, неожиданно исключили из школы. Ему шестнадцать.

– Довольно трудный мальчик, но, по общим отзывам, очень и очень добрый в душе, – заверила она Виву. – Он проучился десять лет в частной школе Святого Христофора и ни разу не был за это время в Индии. По разным причинам я не стану объяснять вам, почему мы видели его реже, чем нам хотелось бы, но теперь его родители решили, что в Индии ему будет лучше. Если вы согласитесь сопровождать его, они готовы оплатить полностью ваш проезд.

У Вивы щеки запылали от радости. Если ей оплатят дорогу, да она еще получит пятьдесят фунтов от миссис Сауэрби, у нее появится в Индии небольшое пространство для маневра. В ту минуту ей даже не пришло в голову поинтересоваться, почему такой большой мальчишка не мог доехать до Бомбея самостоятельно, без сопровождения, и почему его родители Гловеры не приехали за ним сами.

– Вы хотите узнать обо мне что-то еще, ну, рекомендации и все такое? – спросила она вместо этого.

– Нет, – ответила миссис Баннистер. – О-о, ну, пожалуй что, да, покажите нам рекомендацию. У вас есть знакомые в Лондоне?

– Сейчас я работаю у писательницы, миссис Драйвер. – Вива торопливо нацарапала для миссис Баннистер адрес. Та рылась в своей сумочке и делала знаки официантке, готовясь убежать. – Она живет напротив Музея естественной истории.

– Еще я пришлю вам схему, как добраться до школы Гая, и вашу первую плату, – сообщила миссис Баннистер. – И большое вам спасибо за то, что вы согласились. – Она улыбнулась, обнажив свои устрашающие зубы.

Но больше всего Виву поразило другое. Она глядела вслед тетке этого неведомого ей Гая, когда та поспешно садилась в такси и прищемила полу плаща, и внезапно с ужасом подумала, как легко лгать людям – особенно когда они хотят услышать именно то, что вы говорите. Потому что ей не двадцать восемь лет, а двадцать пять, да и в Индии она была маленьким ребенком, еще до того, как все случилось, и знала об этой стране не больше, чем об обратной стороне Луны.

– Она производит приятное впечатление, правда? – проговорила миссис Сауэрби, когда Вива ушла. – Она очень хорошенькая, – добавила она, словно это решало все, – если не смотреть на ужасный костюм. Честное слово, ох уж эти англичанки с их одеждой… – Она странно выпячивала верхнюю губу, когда произносила слово «одежда». Но на этот раз Тори даже не стала обращать на мать внимания.

Все нормально – у них есть компаньонка, второй этап их плана удался. Мать с ее пантомимой – что она якобы все тщательно обдумала – пускай морочит голову кому угодно, но только не ей. Все лето они так ожесточенно воевали между собой, что, если бы вместо этой Вивы явился даже волосатый павиан, ее мать сказала бы, что он производит приятное впечатление – так ей хотелось спровадить дочку с глаз долой.

Теперь Тори переполнял восторг до такой степени, что она готова была лопнуть. Утром рассыльный принес билеты; отъезд через две недели. Две недели! Впереди еще целый день в Лондоне; они купят одежду и другие нужные вещи из того восхитительного списка, который прислала их бомбейская родственница.

Мать Тори, обычно выдумывавшая всякие правила, например, что по вторникам только лимон с водой, в среду никаких пирожных, а перед тем, как войти в комнату, надо произнести «бинг», чтобы губы были красиво сложены, – на этот раз отступила от них настолько, что даже позволила ей съесть в «Дерри&Томс» ореховое пирожное. И теперь, когда Тори точно знала, что уезжает, все, что безумно раздражало ее в матери: манерность, жуткие шляпки, пронзительные духи («Шалимар» от Герлена), не говоря уж о прочих правилах насчет мужчин и бесед, – казалось ей почти что сносным. Потому что она уезжала, уезжала, уезжала! И надеялась, что никогда сюда не вернется. Потому, что заканчивался самый скверный год в ее жизни.

После кофе миссис Уэзерби помчалась забирать Розу от доктора.

Мать пила маленькими глоточками горячую воду с лимоном – травяного чая так и не нашлось. Перед ней лежали серебристый карандаш с такой же записной книжкой, куда был вложен список одежды.

– Теперь джоды, джодпуры. Ты ведь, возможно, поедешь в Индии на охоту.

Тори показалось, что мать говорила громче обычного, словно надеялась, что люди за соседним столиком узнают, что она и ее дочь не какие-то там серенькие провинциальные мышки.

– Си Си пишет, что глупо покупать их в Лондоне; в Бомбее она знает человека, который продаст их буквально задаром.

Си Си Маллинсон была дальней родственницей матери, и Тори по приезде в Бомбей станет жить у нее. Кроме того, та героически согласилась взять на себя все свадебные хлопоты, даже не будучи знакома с Розой. Ее письма, написанные стремительным почерком на восхитительно шуршащей бумаге, рассказывали о непрестанных вечеринках, спортивных состязаниях, бегах, а иногда и о пышных балах у губернатора.

«Такая превосходная идея, – писала она в своем последнем письме. – На бал в Бомбейском яхт-клубе явились все приличные молодые англичане, и девушки танцевали с каждым из них по десять минут, а затем меняли партнера – очень забавно и, как правило, вполне достаточно, чтобы оценить человека. – В конце письма она добавила: – Люди здесь действительно стараются быть в курсе последней моды, поэтому пришли мне с девочками парочку номеров «Вог» и, если это тебя не слишком затруднит, одну из тех божественных чайных роз из шелка – мою сожрали во время поездки голодные болотные муравьи!»

– Хинин, – мать лихорадочно пополняла список, – крем для лица, дорогая моя, не забудь. Я понимаю, что я надоела тебе своими поучениями, но ничто так не старит кожу, как загар, а ты и так смуглая. – Она была права: Тори унаследовала от своих предков гладкую оливковую кожу. – Щипчики для бровей; я сама перед твоим отъездом сделаю тебе брови. – У матери брови были еще одним пунктиком. – Вечерние платья, складной стул… о нет! По-моему, это лишнее, ты не доктор Ливингстон – я вычеркиваю… И… – она понизила голос. – Си Си пишет, что тебе нужно захватить с собой побольше, ну, сама-знаешь-чего. Там они дико дорогие, и я…