и медсестра меня так называла. Явно перепутала с кем-то», — автоматически отметил я данный казус.

Хотя, собственно, именно сейчас это было абсолютно неважно.

«Пусть называют, как хотят, главное — пусть выведут из этого ада».

«Бух!» «Бу-бух!» — в который уже раз раздалось за стеной, и от взрывной волны со стен и потолка посыпалась штукатурка.

— Направо, боец. Хорошо. Мы на лестнице. Спускаемся, — командовал мой спутник, не выпуская мой локоть из своей руки.

Чувствуя запах гари и морща нос от едкого дыма, я вновь решил прояснить ситуацию:

— Да что же это происходит?!?

— Тебе же сестричка уже сказала: немцы прорвали нашу оборону. В город вот-вот входить будут! — явно запыхавшись, проскрежетал в ответ сопровождающий.

И я, наконец, не выдержав непонятного жаргона, срываясь, закричал:

— Да какие, к чертям собачьим, немцы в центре Москвы⁈

Но ответить лейтенант мне не успел. Раздался недалёкий свист, а потом прозвучал мощный взрыв и перекрытие под ногами вздрогнуло.

Мир померк. И я полетел куда-то вниз.

* * *

Глава 1

В темноте

На этот раз пришёл в себя оттого, что меня кто-то толкал в плечо и шептал:

— Забабашкин. Забабашкин! Да очнись же! Ты жив?

— Вроде бы жив, — произнёс я, кашлянув и тряся головой, тем самым стараясь прогнать морок от ужасного сна, который привиделся: взрывы, крики, стоны.

— Да тише ты! Чего орёшь, как медведь, — тут же зашипели мне на ухо, и чья-то ладонь зажала мне рот: — Тише. Наверху немцы.

«О, кстати, и немцы ещё в том идиотском сне были», — согласился с шипящим я, а потом, ощутив, что лежу не на кровати, а на сыром, холодном, явно бетонном полу, отодвинув чужую руку, прохрипел: — Где я?

— В подвале больницы. Мы с тобой в подвал провалились, — прошептал немного знакомый голос.

— Э-э, — только и смог на это ответить я и аккуратно пошевелил конечностями.

На первый взгляд, все органы работали, как им и полагается. Во всяком случае, руки и ноги гнулись — и то хлеб.

Облокотился на локти и сел. Спина немного побаливала, как, впрочем, и голова. Потрогал повязку и, поняв, что она в пыли и грязи, вспомнив про проведённую на глазах операцию и осознав, что при таком уходе до возможного нагноения и осложнения рукой подать, обеспокоенно поинтересовался: — Товарищ, а не подскажете, где мне найти медсестру и врача?

Собеседник хмыкнул и, сев рядом, прошептал:

— Сейчас нигде. Думаю, они успели эвакуироваться в Новск. А если нет, то либо убиты, либо в плену у немцев.

И тут я, в который уже раз, взорвался.

Однако ввиду того, что горло пересохло, голос мой был не громкий и сиплый:

— Да Вы опять за своё, что ль⁈ От паники все тут голову потеряли⁈ Какие, к чёртовой бабушке, немцы⁈ О каких немцах мне всё время твердят с самого утра⁈ Что за немцы такие на больницы нападают⁈ Прошу высказывать свои мысли яснее!

— Да куда уж яснее, Забабашкин? Ты же не с Луны свалился. Сам же утверждал, давая показания, что с июля воюешь, — произнёс собеседник и в его голосе я, наконец, узнал того самого военного, что меня сопровождал по лестнице на выход.

— Товарищ лейтенант, это Вы?

— Я, Забабашкин, я, — ответил тот.

Обрадовавшись, что рядом есть тот, кто хоть немного знаком, и кто может хоть что-то знать, решил ковать железо, пока горячо.

— Товарищ лейтенант, где мы?

— Я же тебе пояснил: мы в подвале больницы.

— И как мы сюда попали?

— Снаряд разорвался под лестничным пролётом первого этажа. Перекрытия рухнули вниз. Упали мы с тобой, потеряв сознания. Я очнулся первым, огляделся, лежим мы под завалом кирпича, камня и балками, что с крыши упали. Повезло нам, очень повезло — нас не раздавило в лепёшку. Мне только ногу куском кладки прижало. Ну, кое-как освободился, ты без сознания, вокруг с десяток убитых. Хотел было позвать кого-нибудь на помощь, но вовремя опомнился, гусеницы услышал, лязгают. Окошко тут есть, через него глянул — ну и увидел, что в посёлок входят гитлеровцы. Что-либо предпринимать было опасно, поэтому решил до темноты укрыться в дальней части подвала, а уж ночью найти возможность и постараться выбраться из города. Пульс у тебя пощупал, живой. Взял тебя с собой, пролез в это техническое помещение, перетащил сюда тебя и завалил лаз кусками битого кирпича и хламом. И вот мы здесь.

— Зачем завалил? — ошарашенно произнёс я, уже прекрасно понимая, что происходит. — Ведь надо, наоборот, наружу выбираться.

«Очевидно, этого лейтенанта контузило или он сошёл с ума, уже не ведает, что творит. Одним словом, сбрендил».

Решил направить его на путь истинный, и аккуратно, чтобы не разозлить потерявшего разум военного, предложил:

— Товарищ, у меня есть интересное и очень разумное предложение. А давайте выберемся наружу, найдём телефон и вызовем сюда спецслужбы, в том числе и МЧС. Уверен, они всех немцев поймают и обезоружат.

— Вряд ли, Забабашкин, мы до телефона с тобой доберёмся. Я же тебе уже сказал: вокруг очень много гитлеровцев. Точно не знаю, сколько, но, думаю, не меньше пехотной роты. Да ещё и танки. Точного числа я тебе не назову, но я три штуки насчитал, когда они мимо нашего подвала проезжали. И ещё пару бронетранспортёров.

— Э-э, танки? Бронетранспортёры? — всё ещё не мог поверить в услышанное я, и предположил: — Может быть, Вы ошиблись и это трактора были? Ну, спецтехника, которая предназначена для разбора завалов?

— Нет. Ты что, думаешь, я танки от трактора не отличу? Я вообще-то командир, если ты забыл! Не первый день воюю, и танки видел не раз. И наши, и немецкие. Так что танки это были — не сомневайся.

— Но что за танки?

— Да не рассмотрел я их особо. Но, по-моему, два Т-1 и один Т-2. И ещё французский, вроде бы — трофейный, наверное, — ответил явно находящийся не в себе собеседник, а потом крякнул: — Хотя вряд ли тебе это что-то скажет. Ты повоевать-то толком и не успел. В первом же налёте ранение получил. Впрочем, — он тяжело вздохнул, — я тоже.

Голова у меня закружилась. Я понимал, к чему клонит свихнувшийся собеседник, но осознать разумом то, что я нахожусь не в своём относительно спокойном времени, а на самой настоящей Великой