Думать — одно из самых неблагодарных занятий. Вечно находится бессчетное количество вещей, которые пошли не так. А, может, и так, но все равно щемят душу по известным и неизвестным причинам. Но чем еще заняться, когда остаешься с собой один на один? Именно потому люди не любят пустой эфир вокруг. Его заполняют чем угодно: телевизором, радио, толпой… Практичной банальностью вроде пробежки трусцой или мытья посуды. С музыкой в ушах.

Рине делалось страшно, когда она подсознательно начинала подражать им. Делать все, что угодно, дабы не думать. Но разве человек может оставаться человеком, не думая…? Думая же, он медленно, но верно сходит с ума.

Однако, думы почти всегда несут печаль. Рина не могла понять, почему, и металась от толпы к одиночеству, от личных просторов к общественным, от разума к эмоциям и обратно.Что делать, становилось понятно только в одном конкретном случае. Когда начинало пахнуть адреналином. В детстве мама предупреждала, что злые собаки чуют адреналин, и Рина изо всех сил старалась не бояться, думая, что адреналин — это запах страха, что он «вытекает» через ноздри наружу. И шла мимо дворовых церберов как можно увереннее, уговаривая себя не бояться и зажимая нос для верности. Так до сих пор. Привычка скрывать свои страхи под маской крутости осталась. Запах адреналина никто учуять не должен. Он делает эмоции чистыми и искренними. А показать миру чистые эмоции — все равно что прыгнуть с балкона. Все равно, что забыть разум. Мир этого не прощает.

Когда пахнет адреналином, точно случится что-нибудь. И тогда можно забыть про вечные проблемы бытия и просто разматывать клубок событий.

* * *

Рина поправила шапку над передней прядью волос, бывшей челкой в прежние учительские времена, и остановилась на развилке. Старая ветка терялась в голых кустарниках и сворачивала в сосновый лес; новая обходила лес стороной и возвращалась к Познани. Рельсы блестели солнцем, вдалеке выводил трель невидимый лесной певун.Разумеется, старая ветка. Рина на всякий случай отметила геопозицию в карте Гугл и смело свернула. Связь пропадать и не думает, а коль бы и удумала, — Рина гордилась тем, что принимает вызовы, брошенные судьбой. Погрязнуть в рутине быта и впасть в апатию (или, о ужас, так хорошо знакомую депрессию) куда хуже, чем заблудиться в незнакомом лесу после Рождества.

* * *

Сосновый лес пропитался румянящим щеки морозом и теплым солнечным светом. Новые впечатления — вот что лечило беспричинную грусть. А грустить по причинам Рина разучилась: проблемам стоит улыбаться в лицо, как нашкодившим детям. Так гласил еще этикет английских леди XIX века. Конечно, иногда эти «нашкодившие дети», как настоящие, ударяют сзади под коленки и вышибают дыхание, но в таком случае довольно взять таймаут.До эмиграции «нашкодившие дети» были неотъемлемой частью ее жизни. Но жизнь требовала идти вперед, добывать экономическую стабильность и «вставать на ноги». Рина подалась на «блаженный» Запад.

Тропка бежала по золотистым мягким иглам, лес будто дышал легкой стужей и утром. Рина потеряла нить реальности, пока холод ловко не забрался за шиворот, а желудок не начал выводить некрасивые рулады. Некстати, однако, тропа разветвилась и предлагала выбор: темная чаща, устрашающе-волшебно шумящая ветром в качающихся верхушках, или домики, сгрудившиеся в долине в поселок. Сжалившись над желудком, Рина решительно свернула в долину, довольно покачивая сумкой. Вызов стоил того. Хорошо иногда идти туда, куда несут ноги. Но лишь иногда. Иначе рассудок таки сбежит через пятки к ядру Земли, позабыв дать обещание вернуться.

* * *

Рина ожидала заказ, лениво порхая пальцем по экрану айпада. Запостить фотки на Фейсбук или нет? Но Рина старалась. Старалась не поддаваться искушению уйти в виртуальную жизнь. Тогда с депрессией вовсе не распрощаться. Девушка решительно отложила айпад и еще раз огляделась по сторонам.

В закусочной, видимо, на электричестве экономили. И на уборщицах тоже. Темные стены тускло освещались великолепным утром сквозь пыльные окна, кое-где на стеклах и паутина ютилась. Столы времен Коммуны хаотично разбросаны по залу, хостесса одна-единственная, и ни вежливостью, ни аккуратностью не отличается. От предыдущих посетителей на сомнительной скатерти так и остались крошки. И жирное пятно от бигоса* или чего-то в этом роде. В Рине все выворачивалось от отвращения, но зов предков, — если так можно обозвать безусловный рефлекс (или условный? учительские познания Рины заканчивались программой начальной школы) чувства голода — оказался сильнее эстетических предпочтений. И, все же, где-то внутри зашевелились рвотные позывы. Еще и пахнýло мусорным смрадом. Стоит съесть свой заказ на свежем возду…

Рина опустилась обратно на скрипучий стул так же решительно, как встала. Такое начало плохо пахнет. Очень плохо. Хуже этого захолустного кафе. Ее вечно ожидает лужа, а она все пытается верить в океаны. Но оторвать глаза от (неизвестно чем) зацепившей фигуры незнакомца в зеленоватом свитере получилось с трудом.

— Вареники с творогом! — объявила хозяйка, тяжело бухнув тарелку на стойку.

Рина опомнилась и встала забрать свои вареники, стараясь даже не глядеть в сторону неизвестного. Ведь она совершенно не падка на мужчин, внезапные симпатии, с самой юности начиная,