твои худшие импульсы во время моих мероприятий. Я могу превратить твою жизнь в сущий ад, так что не делай из меня врага.

Ксавьер снова зевнул.

Такие взаимоотношения у нас с тех пор, как его отец нанял меня три года назад, прямо перед переездом Ксавьера из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, но мне надоело быть с ним мягкой.

— Итак, ты мой новый PR-агент — Ксавьер откинулся в кресле и закинул ноги на мой стол. Белые зубы блестели на фоне загорелой кожи, а в его глазах читалось лукавство, от которого я вздрогнула.

Прошло десять секунд после встречи с моим самым прибыльным клиентом, а я уже ненавижу его.

— Убери ноги с моего стола и сядь как подобает взрослому человеку, — мне наплевать, что Альберто Кастильо платил мне втрое больше обычного, чтобы я присмотрела за его сыном. Никто не смел проявлять неуважение ко мне в моем собственном офисе. — В противном случае ты можешь уйти и самостоятельно объяснить своему отцу, почему твой PR-агент бросила тебя в первый же день работы. Я предполагаю, что это окажет негативное влияние на твой денежный поток.

— А, ты одна из тех, — Ксавьер согласился, но его улыбка стала жестче при упоминании отца. — Строгая сторонница правил. Понятно. Так и стоило представляться, а не называть свое имя.

Моя любимая ручка треснула от того, как сильно я ее сжала.

Мне было ясно, что это не предвещало ничего хорошего для будущего наших взаимоотношений.

Я была права.

Я позволяла ему ускользнуть, когда дело доходило до определенных моментов, потому что договор с семьей Кастильо был крупнейшим в моей практике, но в мои обязанности входило поддержание в чистоте репутацию его семьи, а не целование задницы наследника.

Ксавьер был взрослым мужчиной. Пришло время ему соответственно себя вести.

— Это настоящая угроза, — протянул он. — Каждая вечеринка и женщина? Я, должно быть, тебе действительно нравлюсь.

Он выскользнул из постели с грацией ленивой пантеры, пробуждающейся ото сна. Пара серых спортивных штанов сидела низко на его бедрах, открывая золотисто-коричневую кожу и V-образный вырез, которого не ожидаешь от человека, проводящего большую часть своих дней на вечеринках и во сне. Черные татуировки покрывали его обнаженную грудь, плечи и спускались по рукам замысловатыми узорами.

Будь на его месте кто-либо другой, я бы восхитилась необузданной мужской красотой, но это был Ксавьер Кастильо. День, когда я стану восхищаться в нем чем-либо, кроме его приверженности ни перед чем не останавливаться, станет днем, когда я каким-то образом снова смогу физически плакать.

— Не волнуйся, Луна, — сказал он, поймав мой пристальный взгляд с легкой усмешкой. — Я не скажу твоим другим клиентам, что я твой любимчик.

Иногда он называет меня моим настоящим именем. В других случаях он называет меня Луной. Это не было моим прозвищем, вторым именем или что-то связанное со «Слоан», но Ксавьер отказался говорить мне почему он меня так зовет, а я давным-давно перестала заставлять его это делать или объясниться.

— Будь хоть раз серьезным, — сказала я. — Мероприятие проводится в честь твоего отца.

— Еще одна причина не идти. Не похоже, что мой старик будет там, чтобы принять награду, — улыбка Ксавьера не дрогнула, но в его глазах вспыхнула искра опасности. — Он умирает, помнишь?

Слова пронеслись между нами и словно высосали весь кислород из комнаты, пока мы смотрели друг на друга. Его невозмутимое спокойствие было скалой против моего растущего разочарования.

Отношения отца и сына Кастильо были печально известны, но Альберто Кастильо нанял меня следить за их репутацией, а не их личными проблемами — так было до тех пор, пока то, что происходило за закрытыми дверьми, не стало достоянием общественности.

— Люди уже думают, что ты никчемный сопляк из трастового фонда, раз уклоняешься от своих обязанностей после того, как твоему отцу поставили диагноз, — я не подбирала слова. — Если ты пропустишь мероприятие, где он получит награду за свою благотворительную деятельность, СМИ съедят тебя живьем.

— Они уже это делают, а благотворительная деятельность? — Ксавьер поднял брови. — Этот человек ежегодно выписывает чек на пару миллионов, и его не только освобождают от налогов, но и хвалят за то, что он «филантроп». Мы с тобой оба знаем, что эта награда ни хрена не значит. Ее может получить любой, у кого достаточно широкие карманы. Кроме того… — он прислонился к стене и скрестил руки на груди, — на Миконосе гораздо веселее, чем на очередном скучном торжестве. Тебе следует остаться. Океанский воздух пойдет только на пользу.

Черт возьми, я узнала этот тон. Это был его тон «ты можешь приставить пистолет к моей голове, и я все равно не сдамся, потому что это разозлит тебя». Я слышала это больше раз, чем могла сосчитать.

Я быстро просчитала свои перспективы в уме.

Я бы не добилась успеха в своей сфере, если бы сражалась в заведомо проигранных битвах. Мне нужно было быть в Лондоне сегодня вечером, и оставалось все меньше возможности для своевременного вылета. Пропустить встречу было невозможно, но если Ксавьер останется в Греции, мои обязанности требовали, чтобы я тоже осталась и присматривала за ним.

Поскольку у меня не было времени обвинять, угрожать или убеждать его сделать то, что я хочу, как я обычно это делала, у меня оставалось последнее средство.

Выгодная сделка.

Я скрестила руки на груди, повторяя его позу.

— Выкладывай.

Его брови приподнялись еще выше.

— Твое условие, — сказала я. — Что ты хочешь в обмен на посещение церемонии награждения. Все, что связано с сексом, наркотиками или незаконной деятельностью, исключается. В остальном я готова торговаться.

Он прищурился. Ксавьер не ожидал, что я так легко сдамся, и, если бы мне не нужно было быть в Лондоне к восьми вечера, я бы этого не сделала. Но я не могла пропустить свидание, так что это была сделка с дьяволом.

— Прекрасно, — Ксавьер улыбнулся, и на его щеках появились ямочки, хотя тень подозрения оставалась на его лице. — Раз ты так прямолинейна, я буду таким же. Я хочу отпуск.

— Ты уже в отпуске.

— Не для меня. Отпуск для тебя, — Ксавьер