не так уж редко, что в Сибири они становились географами, этнографами, первооткрывателями азиатских земель. Александр Чекановский, Бенедикт Дыбовский, Ян Черский, Вацлав Серошевский, Бронислав Пилсудский, Леон Барщевский – это далеко не полный список. Ссыльные поступали на гражданскую и военную службу, делали завидную карьеру. Забвение идеалов? Предательство товарищей, продолжавших борьбу? Скорее, возможность реализовать себя в создавшихся условиях. В конце концов, благие дела вершились не только на баррикадах.

Виткевич выделялся среди этой плеяды своей лихостью и фантастической удачливостью. На смену счастливому детству и ранней юности, буколической идиллии в окружении любящих родителей, братьев и сестер в уютном уголке старой Литвы, гимназическим занятиям с просвещенными учителями пришли отупляющая муштра, издевательства и унижения. Но изгой выстоял, добился офицерского чина и стремительно поднимался по служебной лестнице. Вот он уже имперский посланник, общается с персидским шахом и кабульским эмиром, к нему благоволят сильные мира сего и в Петербурге с нетерпением ждут его сверхсекретных депеш…

Жажда странствий и приключений у Виткевича в крови. Переходы через неведомые земли, политические интриги, переговоры с восточными владыками – такая жизнь по вкусу бывшему вольнодумцу.

Этот парень был по-настоящему хорош, все это подмечали. Великолепный наездник, бесстрашный разведчик, умелый переговорщик, знаток Востока! Овладел языками азиатских племен и народов, проникся восточными обычаями, традициями и нормами ислама, знал суры Корана и читал их наизусть лучше иного мусульманина. Он комфортнее чувствовал себя в Бухаре, Тегеране, Кандагаре или Кабуле, нежели в Петербурге.

У Виткевича было нечто общее с другим русско-польским участником Большой игры, Брониславом Людвиговичем Громбчевским, первопроходцем, который прославился спустя полвека. Их роднили влюбленность в Восток, стремление глубже узнать Центральную Азию, в совершенстве освоить ремесло разведчика и дипломата.

Громбчевский, которому автор посвятил книгу «Этот грозный Громбчевский. Большая игра на границах империи[6], не являлся ни революционером, ни ссыльным и, несмотря на капризы судьбы, пользовался расположением государя императора и его приближенных. Виткевич тоже мог всего этого добиться, его имя было на слуху в высших сферах, о нем благосклонно отзывались царь и министры, буквально за пару лет он вырос в чинах от портупей-прапорщика до штаб-ротмистра… Кто знает, он мог сделаться генералом, как Громбчевский, и скончаться в преклонных годах от старости и болезней. Но его жизнь оборвалась и причины этого трагического ухода до сих пор не выяснены.

После сурового наказания, вырвавшись в большой мир, Виткевич торопился жить, лихорадочно наверстывая упущенное в годы солдатской неволи. Словно предчувствовал, что смерть придет за ним слишком рано. Его судьба по-своему подтвердила старую истину – «те, кого любят боги, умирают молодыми». Они и впрямь любили этого парня, но взяли за это дорогую плату.

Ему был 31 год. Вполне достаточно, чтобы обессмертить свое имя.

Историографическая увертюра

Такая поразительная судьба не могла оставить равнодушными историков и беллетристов. В России, Англии и Польше насчитывается больше сотни трудов, посвященных Виткевичу. Возможно, есть они и в других странах. К сожалению, сам герой не оставил после себя ни мемуаров (кто в молодости увлекается таким скучным занятием!), ни дневников, проливающих свет на его жизнь и раскрывающих связанные с ней секреты.

Писать не любил, это всеми отмечалось. Правда, любил рассказывать о своих путешествиях и находил благодарных слушателей. Одним из них был Иван Федорович Браламберг, талантливый ученый, военный инженер, картограф, геодезист и дипломат, служивший одно время в русском посольстве в Персии. «Виткевич очень много рассказывал нам о своем пребывании в Кабуле и Кандагаре, но, к сожалению, он не вел дневника и вообще не любил писать. Несколько раз я запирался с ним в моей комнате, приказав слуге никого не впускать, и Виткевич диктовал мне свои воспоминания, а также описания маршрутов, которые я впоследствии включил в свою книгу о Персии»[7].

Если Виткевич и «диктовал», то эти записи не сохранились. В воспоминаниях Браламберга не более десятка страниц имеют отношение к Яну. Тем не менее, они многое говорят нам о характере Виткевича, о некоторых подробностях его пребывания в Персии и Афганистане. В другой труд Браламберга, «Статистическое обозрение Персии»[8], действительно вошли описания маршрутов Виткевича, однако вне связи с его миссией. Возможно, Браламберг решил, что рассказ о ней, неизбежно политически заостренный, будет неуместен в труде, носившем сугубо научный характер. Раздел «Сведения о Персии и Афганистане, собранные поручиком Виткевичем в 1837,1838 и 1839 годах» содержит исключительно географические, экономические и этнические наблюдения. Как видно, значительную часть его рассказов Иван Федорович оставил «за скобками». Можно ли его судить за это? В конце концов, он, прежде всего, писал о себе, а не о своем польском приятеле.

Мемуарные источники всегда субъективны и не всегда точны, их авторы подчас вольно обращаются с фактами, и воспоминания Браламберга тому подтверждение. Приведем один абзац:

«Иван Викторович Виткевич родился в Гродненской губернии. Воспитание получил в кадетском корпусе в Варшаве. 17-летним юношей из-за необдуманных поступков, совершенных по молодости, был сослан тогдашним наместником великим князем Константином в солдаты в Орск (Оренбургская губерния)»[9].

В Варшаве Виткевич никогда не был, в кадетском корпусе не обучался, а в Сибирь угодил, когда ему не исполнилось и 16 лет.

Справедливости ради уточним: Браламберг упоминал о Виткевиче преимущественно в связи с их общением в Персии в 1837–1839 годах, детством и юношеством Яна особо не интересовался, тем более, его антиправительственной деятельностью, темой скользкой и сомнительной. Обо всем этом он знал понаслышке и не утруждал себя проверкой фактов.

Немалую роль в жизни Виткевича сыграл один из его ближайших друзей – Василий Иванович Даль, благодаря которому мы располагаем отчетом о путешествии Яна в Бухару в конце 1835 – начале 1836 года. Даль, который впоследствии приобрел известность как ученый-лексикограф, знаток российской словесности и писатель, в 1833–1836 годах служил вместе с Виткевичем в Оренбургском крае. Прибыл туда вместе с губернатором Василием Алексеевичем Перовским в качестве чиновника для особых поручений.

Из-под пера Даля вышла «Записка, составленная по рассказам Оренбургского линейного батальона № 10 прапорщика Виткевича относительно пути его в Бухару и обратно»[10]. По сути, у этого произведения два автора: Виткевич, поведавший о своем путешествии, и Даль, записавший этот рассказ и придавший ему литературный блеск. «Записка» обычно публикуется вместе с отчетом о состоявшемся несколько ранее посещении Бухары Петром Ивановичем Демезоном.

После отъезда Яна из Оренбурга, они с Далем не теряли друг друга из виду, пересекались в северной столице и постоянно переписывались, даже в то время, когда Виткевич странствовал по Афганистану. Сохранившиеся письма Яна