Отец занимал уважаемую должность – заместителя председателя (вице-маршалек, wicemarszałek) сейма Щавельского повята. Его звали Викторин, потому его сын для русских стал Иваном Викторовичем. Со временем он и сам привык зваться на русский манер и свои письма и документы подписывал: «Иван Виткевич». Это относится и к его письмам Далю.

Подчеркивать свое польское происхождение в Российской империи, особенно тому, кто подвизался на государственной службе или делал военную карьеру, было не совсем осмотрительно. Но сегодня рискнем называть Виткевича Яном, то есть тем именем, которое ему дали при рождении.

Семья была многочисленной, дом – просторным (насчитывал 36 комнат). Это не свидетельствовало о большом богатстве, род был хоть и старинным, но среднего достатка. Впрочем, Виткевичи не бедствовали.

Как пишет Евсевицкий, имение в Пошавше принадлежало Викторину на правах аренды[38]. Очевидно, какое-то время это соответствовало действительности, но, по всей видимости, однажды Викторину удалось приобрести его в собственность. Из архивных документов следует, что он владел не только им, но еще четырьмя имениями в Литве[39].

Племянница Мария вспоминала: «Пошавшское имение раскинулось на просторном подворье, в центре которого находились клумбы с цветами, кусты, а вокруг вилась широкая дорога, выводившая к крыльцу с несколькими ступенями и колоннами. Старые липы уберегали двор от жары и дождя. Дом был деревянный, но по местным меркам большой»[40]. К нему постоянно что-то достраивалось, учитывая возраставшее количество детей (у Яна было два брата и две сестры) и прислуги: няньки, горничные, учителя…

О судьбе самого младшего брата, Эдуарда, и сестер сведений не сохранилось. Средний брат, Игнаций, стал известен как искусствовед, художник и архитектор. Один из его сыновей (он оставил после себя восемь детей), Станислав, во многом пошел по стопам отца, став писателем, художником и философом. В Польше его знают под псевдонимом Виткаций. Дочки Игнация, Мария и Эльвира, как уже говорилось, вели дневниковые записи, к которым мы имеем доступ благодаря книге Евсевицкого.

Жизнь в Пошавше была почти идиллической. Доброта, взаимное уважение, любовь к природе, гармоничное развитие, – все это присутствовало в семье Виткевичей, создавало атмосферу счастья, безмятежности, сердечной привязанности друг к другу.

Маленького Яна, который мечтал прославиться в сражениях за свободу Польши, родные прозвали Валленродом – в честь героя поэмы Мицкевича «Конрад Валлейрод», рыцаря-крестоносца из Литвы, который совершил множество подвигов. Между прочим, реальный Валленрод, с которого писал своего персонажа Мицкевич, умер при таинственных обстоятельствах: внезапно, в состоянии умопомешательства, что заставило предполагать наличие злого умысла. Так что для Яна это прозвище в чем-то стало пророческим.

Он был худощавым, стройным мальчишкой – черноглазый, с высоким лбом и крутым, раздвоенным посредине подбородком, выдававшим внутреннюю силу, упрямство и стойкость[41]. Такой образ создал в своем романе Михаил Гус. Юный романтик, одержимый прекрасными идеями…

В гимназии, в которую мальчик поступил в 1818 году (то есть в 10 лет), было шесть классов. Директор, Игнаций Довят, славился как опытный педагог, человек образованный. Учителя – в основном выпускники Виленского университета, славившегося своим либеральными порядками. Особенной любовью и уважением пользовался преподаватель физики и естественных наук Соболевский. Преподаватели и ученики жили одной дружной семьей, за успеваемость не приходилось бороться, она сама по себе была высокой и гимназия славилась как одно из лучших училищ Виленской губернии.

На выпускной церемонии летом 1822 года ученик четвертого класса Ян Виткевич выступил с пространной речью с благодарностью преподавателям и, конечно, «Всемилостивейшему благодетелю, царю Александру I». Ничто не предвещало той бури, которая разразилась в Крожах спустя полтора года.

Все переменилось, когда Виткевич и несколько его одноклассников, учеников шестого класса – Циприан Янчевский, Виктор Ивашкевич, Феликс Зеленович, Сухотский и Алоизий Песляк – создали тайное общество «Черные братья». Почему придумали такое название? Потому что все поляки – братья, а черные – потому что «темная ночь опустилась над отчизной», и в ее тьме черный цвет сделает невидимыми тех, кто будет готов на все, «даже на пожертвование жизнью во имя нашего дела…»[42].

В появлении гимназического тайного общества тогда нельзя было усмотреть что-то необычное. О революционных настроениях в России в преддекабристскую эпоху известно, тайные общества возникали чуть ли не повсеместно и польско-литовские земли не были исключением. Стремление избавиться от самодержавного гнета проявлялось там с особой силой, ведь целью было не только социальное, но и национальное освобождение.

Польше, перешедшей после Венского конгресса 1815 года под управление России, даровали конституцию, тем не менее поляки чувствовали себя обделенными. Они еще могли как-то терпеть царского наместника и командующего отдельным Литовским корпусом цесаревича Константина Павловича (брата Александра I), слывшего либералом, но его ближайшего советника сенатора Николая Николаевича Новосильцева люто ненавидели. Именно этот деятель явился вдохновителем репрессий в Литве в 1823–1824 годах.

В Виленском университете были организованы общества филоматов, филаретов, «лучистых»[43] и множество других патриотических и просветительских объединений. Они проповедовали любовь к науке, добродетели, но также распространяли революционные идеи. В этих обществах, в числе других интеллектуалов и литераторов, состояли Адам Мицкевич и Томаш Зан.

Строки из «Песни филаретов» Мицкевича:

Учились мы, признаться,

Не для того, чтоб гнить,

Но как римляне драться,

Как греки петь и пить.

………………………………..

Где есть в сердцах отвага,

Где циркуль – мысль, масштаб —

Общественное благо,

Там человек не слаб[44].

Власти приступили к искоренению «образовательной фронды» после того как з мая 1823 года, в годовщину польской конституции[45], ученик пятого класса Виленской гимназии М. Платтер мелом написал на доске: «Нынче 3 мая». Два других ученика добавили: «О, сладостное воспоминание!», «Да некому помочь» [46]. Платтера и его одноклассников отдали в солдаты, всю губернию захлестнула волна арестов.

В сентябре 1823 года филоматы, филареты и «лучистые» были разоблачены и преданы суду. Это был крупнейший студенческий политический процесс в Европе того времени. Двадцать человек приговорили к тюремному заключению или ссылке. Случившееся можно было квалифицировать как «преднамеренное и циничное удушение Виленского университета, центра науки и культуры», «жестокую расправу с лучшими из его студентов»[47].

Взяли Соболевского, который принадлежал к обществу филоматов. В виленской тюрьме он оказался в компании со своими единомышленниками – Адамом Мицкевичем, Антонием Фриендом, Адольфом Гедройцем, Адамом Сузиным и другими вольнодумцами.

Известие об аресте любимого учителя всколыхнуло учеников крожской гимназии. До той поры они ограничивались чтением запрещенной литературы и стихов «возмутительного содержания», теперь же решили перейти к активным действиям, чтобы растормошить