— Заказ отвезти и отдать. Деньги забрать. Две сто, — выдыхает со стоном сестра.

— Смеешься? Я уже отбегал свое, Ксюша.

— Я больше не буду папе жаловаться, как ты секретарш на рабочем месте пялишь, — выдвигает она весомый в ее глазах аргумент.

О, ну да. Благодетельница моя. Все, что можно было настучать — она уже отцу настучала, зараза. До сих пор помню его вкрадчивый голос — «слыш, Эрик, я все понимаю, таким же был, кровь у нас северная, горячая… но это, вообще-то, дочь моего друга, мудак ты сраный».

— Поздно, Ксюшенька. У меня уже свой собственный бизнес, своя секретарша и свой кабинет. Пялю кого хочу, и где хочу, — усмехаюсь я.

— Пожаааааааааааалуйста….

— Ладно, — сдаюсь я, понимая, что это нытье будет бесконечным, — пирожки с собой? Адрес говори.

— Пирожные! Улицу забивай в навигатор…

Поднимаюсь на лифте на восьмой этаж. Зеркало напротив заплевано. Пирожные в коробке пахнут так, что даже слюни во рту собираются. Нет, врать не буду, в кондитерской, где Ксюха курьером пашет, реально вкусные штуки делают. Заказывал там пару раз.

Телефон в кармане вибрирует и я достаю его, бросив взгляд на экран. Алина. Принимаю вызов.

— Да?

— Эрик, — голос тусклый, будто она на плаху собирается, — я больше не могу.

Чего? Это уже второй человек, который заявляет мне сегодня, что «не может». Тоже молока кислого хлебнула, что ли?

— Что ты не можешь?

— Вот так, как сейчас, — в трубке слышится вздох со всхлипом, — не могу больше. Я ухожу, Эрик.

Сюрприз, блять. Я смотрю в зеркало. Оно отражает в меру симпатичного меня. Ну, ок, может, шрам на скуле портит мой фейс, но мне ж с детства вдалбливали, что шрамы украшают мужчину.

— Что тебя не устраивает? — холодно интересуюсь я, — не буду задерживать, но объяснения хотелось бы услышать.

Потому что это, мать его, уже хрен знает по счету какая дама, внезапно свалившая от меня. Ладно б, если я мудаком был. Так нет же. Бабки нужны — на, ни в чем себе не отказывай, хоть жопой жуй. Время вместе провести хочешь — да не вопрос, выкрою, распланирую день. Хочешь работать — работай, развивайся. Не хочешь — сиди дома. Замуж хочешь — не вопрос, годик на встречи и совместное проживание, если уживемся — без лишнего базара в паспорт штамп ляпну.

Но чет годик никто не уживался.

В трубке всхлипывают.

— Эрик, я не хотела говорить, но… прости, но даже за все, что ты можешь дать, я не могу больше это терпеть! Ты зверь, Эрик! Я не могу столько трахаться, — умирающим голосом выдает Алина, — это какая-то жесть.

Охеренно.

— Алина, — стараюсь как можно мягче сказать я, — мы примерно столько и трахались, когда начали отношения. Тебя все устраивало.

— Я думала, ты успокоишься. А ты только еще больше!

— Конечно, — я пожимаю плечами, — мы ж начали жить вместе. Слушай, если ты хочешь отдохнуть, то просто скажи. Нахрен расставаться-то? Подожду.

— Нет! — взвизгивает девушка, — я не хочу потом ночные марафоны! Мне нужно раз в неделю, Эрик, а не каждый день! У меня ноги скоро сводиться друг с другом не будут! Извини уж, но с такой дубинкой в штанах каждую ночь — это слишком!  Я уже собрала свои вещи и уехала. Заявление на увольнение пришлю почтой. Прости. Прощай.

И она сбрасывает вызов.

У меня вырывается усмешка. Ладно, я едва сдерживаю ржач. Сука, смешно и не смешно. Лифт уже пищит, потому что я подставил ногу, чтобы он не закрылся и не уехал вниз, а я не могу остановить рвущийся наружу смех.

Блять, предупреждал же каждый раз всех. И все, как одна, кокетливо улыбаются, хихикают и строят из себя ненасытных кошечек. Честно ж говорю — если у тебя, котенька, шесть дней в неделю голова болит, то это не для меня. Я не мудак — устала, болеешь, месячные — не полезу, но мне нужна настолько же ненасытная дама.

Выхожу из лифта, пнув его ногой от души, подхожу к нужной квартире и жму на звонок. Насрать, короче, хотя обидно, досадно за эту очередную подставу. Но ладно.

Чувствую, веселый у меня корпоратив в компании будет, если сотрудницы узнают, что я остался один. Задолбусь отбиваться. Хоть не приходи вообще.

Жму снова на звонок. Из-за двери доносится «секундочку!». Женский голос.

В голове внезапно всплывает факт, что Алина меня уже три дня, как динамила, перед тем, как бросить, и член сразу же болезненно напрягается в штанах при звуках нежного и высокого голоска. Бля-а-а. Опускаю коробку ниже, прикрывая стояк.

Дверь открывается. В следующий момент я слышу треск, тихий «ох», и поднимаю взгляд на заказчицу.

Твою мать. Красивое бельишко. Красивый халатик. Был. Я облизываю ее, растерянную, взглядом, отмечая, что фигурка, похоже, в моем вкусе.

Тебе повезло, дорогая, что мы не в каменном веке. Пиздец, как пирожные-то эти сраные теперь отдавать?

Боже, как не сдохнуть от стыда?

Я растерянно пытаюсь запахнуть остатки ткани, но они расползается еще больше. Мало того, что я лифчиком перед незнакомым мужиком свечу. Халат как-то вообще уныло сползает вниз, оголяя плечо.

— С вас две сто, — произносит курьер. Мать моя женщина, голос как в рекламе. Насыщенный такой мужской баритон с вибрирующими нотками.

— Возьмите! — я протягиваю резко ему карточку, продолжая воевать с чертовым халатом.

Мужик на миллион со вздохом перешагивает через порог. Моя прихожая тут же становится дико маленькой и тесной. Здоровый какой, елки! Пока я недоверчиво рассматриваю его тело, отмечая, что выглядит и пахнет он больно дорого для обычного курьера, курьер ставит пирожные на тумбочку возле двери, и достает из кармана джинсов терминал.

 А я замираю. Щеки вспыхивают жаром, и мой взгляд останавливается в районе пояса его штанов. Боже. Надеюсь, у него в переднем кармане банан? Вряд ли он носит его там, чтобы перекусить на работе. Господи, это просто стояк. Эрекция. На твой хренов видок, Лена.

Не могу оторвать взгляд от его ширинки.

— Девушка!

Вздрагиваю и поднимаю на него глаза. Смотрит как-то странно.

— Пин-код, говорю, введите.

Негнущимися пальцами вбиваю. Как он с таким живет-то, а? От него женщины не сбегают, как только он снимает трусы?

Терминал пикает и мужик смотрит на него. Темная бровь приподнимается.

— Недостаточно средств.

— Как? — вырывается у меня, и я недоверчиво подаюсь вперед, заглядывая в экран. Запах одеколона щекочет мои ноздри и нервы, а в голове крутится издевательское «у него эрекция, на тебя, а вдруг он извращенец, куда ты лезешь, Леееееенаа?!», — на карточке было тридцать тысяч!