class="p1">— О, немножечко терпения, мой наблюдательный друг. Феи очень коварны и начинают светиться лишь когда хотят на вас напасть! — тоном рассказчика страшных историй ответил ему бородач. Он сделал почти незаметный жест, и темнокожий помощник быстро сунул в утробу постамента приготовленную заранее жаровню с раскалёнными углями. Жар стал подниматься и заполнять аквариум. Фея вздрогнула и тревожно замахала тоненькими прозрачными крыльцами.

— Эти лесные разбойницы так ненавидят людей, что даже при одном их виде начинают просто сходить с ума от ярости! — продолжал вещать сеньор Тарбас, — Поэтому остерегайтесь гулять в лесу и всегда держитесь больших троп и дорог.

Фея тем временем начала метаться в своём узилище. От жара воздух в аквариуме начал будто бы слегка подрагивать. Несколько раз она с размаху налетала на его толстые стенки. До слуха публики доносились только отчаянное «дзынь-дзынь-дзынь» и какой-то звук, очень похожий на тонкий писк. И вдруг маленькая мельтешащая фигурка замерла в полёте, неровно замерцала, и полумрак палатки внезапно осветился призрачным, мягким, явно магическим светом. Зрители восхищённо ахнули. А бородач сделал торопливый знак своему помощнику. Жаровня с углями исчезла из шатра также быстро, как и появилась.

Экскурсия приближалась к концу. Солнце, успевшее взобраться уже совсем высоко, прямой наводкой било по базарной площади. В центре шатрового городка на открытом кусочке булыжной мостовой, где полукругом стояли зрители, было нестерпимо жарко.

— А теперь, мои друзья, вам представляется уникальная возможность на минуту заглянуть в мрачный омут Круга Морей! Да-да! Ведь именно из его тёмных глубин мы привезли для вас настоящего монстра! Смотрите же и не говорите, что не видели! Ваш самый страшный ночной кошмар — человекообразная медуза!

Из ближайшего шатра двое помощников, пыхтя и отдуваясь, выволокли наполненную водой большую деревянную бочку. На мгновение они застыли, будто решая, что теперь делать, а затем вдруг резко перевернули её. На мостовую выплеснулось несколько вёдер мутноватой воды и большой бесформенный комок чего-то полупрозрачного и оплетённого редкими водорослями. Образовавшаяся лужа, шипя на нагревшейся мостовой, быстро впиталась через щели между булыжниками. А нечто, оставшееся лежать на камнях, пришло в движение.

Странное, не похожее ни что привычное тело начало конвульсивно извиваться. То тут, то там его почти прозрачная поверхность вспухала какими-то белёсыми пузырями. В других местах внезапно начинали зиять круглые словно разинутые рты, разрывающие эту странную плоть отверстия. Распластавшееся на мостовой тело буквально кипело и изгибалось под самыми невероятными углами. Ребятня испуганно ахала и жалась друг к дружке.

— Это уродливое создание, — зычно вещал тем временем бородач, — выловили сетями моряки, ходившие на трал к самым окраинам Внешнего моря. Им не сразу удалось его усмирить, ибо это существо ещё ужаснее и коварнее, чем лесная фея. Оно невероятно умеет приспосабливаться к любым условиям, может жить в солёной воде и на суше и даже принимать подобие того, что находится рядом с ним!

Бесформенное существо тем временем изменялось прямо на глазах у изумлённых людей. Тело перестало пузыриться. Внутри него вырисовывались размашистыми мазками плавно изогнутые линии и распускались цветки радужных клякс. Сквозь оболочку начинала проступать какая-то новая форма. Тело то приподнималось, силясь найти компромисс с земным притяжением, то вновь опадало на раскалённую мостовую. И тут же, собравшись с силами, снова поднималось. С каждым разом всё увереннее, всё на дольше, всё отчётливее прорисовывая в себе человеческую фигуру. Ещё один рывок и перед застывшими зрителями неожиданно оказалась их копия — невысокий худощавый ребёнок, будто бы вылитый из воды. Нет, из радужно переливающегося прибоя. Все потрясённо молчали. Даже сеньор Тарбас на несколько секунд, казалось, лишился своего рычащего баса. В наступившей тишине из группки детей вдруг шагнула вперёд девочка с двумя тонкими косичками и протянула руку, будто бы желая коснуться стоявшего напротив существа. И существо вытянуло ей навстречу почти такую же руку. Краткий миг казалось, что они смогут дотронуться друг до друга. Но бородач опомнился первым.

В воздухе звонко свистнула плеть. Хлёсткий удар словно бы переломил стоявшее напротив детей тельце пополам, и оно осыпалось на мостовую водопадом брызг. Помощники уже торопливо подтаскивали бочку, а сеньор Тарбас, бормоча себе под нос: «С каждым разом оно делается всё более и более похожим…», — спешно уводил детей прочь. Почти все они озирались туда, где сейчас два помощника, негромко переругиваясь, швабрами заталкивали нечто бесформенное обратно в бочку. У многих в глазах стояли слёзы. В соседнем шатре двое прислужников уже понукали наряженного в попону и остроконечный колпак со звёздами осла встречать гостей предсказаниями и пожеланиями хорошего дня.

Ночь проявила милосердие и принесла базарной площади немного прохлады. Летние звёзды и молодой месяц щедро посеребрили черепичные крыши домов и каменную мостовую. И маленький зоопарк на колёсах в этом свете тоже преобразился. Живой, суетливый и пестрящий цветными полосками шатров днём, сейчас он был тих и неподвижен. Шатры и повозки казались единой тёмной кучей хлама, которую забыли вовремя убрать после какого-нибудь городского праздника или особо бойкого ярмарочного дня. Из этой кучи по временам доносился громкий храп перепившегося персонала. Самые звучные трели выдавал крохотун Фарад — здоровенный детина, целый день развлекавший посетителей, сидя в клетке в шкуре сдохшего прошлой зимой гризли. Сам сеньор Тарбас в честь прибыльного дня проводил свой вечер в «Четырёх тузах». Свернувшись в клубок, спал в своём вольере манул. В висевшем над входом в ближайшую крытую повозку светильнике сидела, зажимая тонкими ручками свои острые уши, маленькая фея. Сообразив, что уснуть под аккомпанемент Фарида всё равно не получится, она внимательно посмотрела на своего пушистого соседа, на секунду засветилась и послала в вольер маленькую золотую искорку. Похоже, искорка достигла цели. Манул приоткрыл один жёлтый глаз и сощурился на фонарь.

— Добрый вечер, Рофтус! — будто впервые его заметив, поздоровалась проказница.

— Добрый вечер, Ларариэль. — со вздохом ответили из вольера. — Тебе не спится?

— Милый Рофтус, я же тысячу раз говорила, что для тебя я просто Лара! И как тут возможно заснуть? Крохотун сегодня в ударе! Да и Анварес, тот, что днём притворяется крокозюплем, ему почти не уступает. Завидую твоей способности не обращать ни на что вокруг внимания. Я, кстати, тебя не разбудила, ты ведь, кажется, дремал? — невинно поинтересовалась фея.

— Я не спал. Так, размышлял, вспоминал…

— Ты тоже думаешь о своей прежней жизни?

— Да, — обычно колючий взгляд манула вдруг затуманился и сделался мечтательным, — когда-то такими вот ночами я с удовольствием гулял по тихим, густо заросшим камышом прудам и небольшим заводям. В свете месяца я охотился на нежную форель и зеркальных карпов. Хорошее было