отчет в том, что в обозримом будущем Франц унаследует предприятие, а вместе с ним – дело всей его жизни. Однако право принятия решений Альфред пока оставлял за собой.

Франц бросил на отца хмурый взгляд и скрепя сердце отвернулся, чтобы передать его распоряжение.

Альфред тихо вздохнул и перевел взгляд на «Титанию». Это был прекрасный корабль, которым по праву можно было гордиться – изготовленный по лучшим стандартам и вместе с тем оснащенный по последнему слову техники. Его спустили на воду еще в Ливерпуле, где находилось производство, но крещение должно было состояться здесь, в водах Гамбурга, как велит обычай.

Уже были подняты паруса, в небо взвился флаг Карстенов в сине-белую полоску, а на носу корабля красовался большой венок из цветов. Все было готово. Оставалась только одна проблема: не хватало крестной. Без нее нельзя было начинать церемонию. Альфред бросил нервный взгляд на карманные часы. Она давно должна была прийти.

Где же Лили?

Глава 1

Рука Лили неподвижно лежала на листе бумаги. Капелька чернил соскользнула с ее пера и образовала на нем синюю слезу, которая расплывалась по краям – там, где волокна бумаги касались поверхности капли. Но Лили этого не видела. Она смотрела прямо перед собой, задумчиво наморщив лоб, отчего на переносице возникла маленькая складка, которую ее мать всегда ласково называла «морщиной мыслителя».

Воздух над Гамбургом сиял, небо представлялось бесконечным голубым океаном. Жара нависла над городом неподвижным куполом. Даже река Альстер, которую Лили, сидевшая за письменным столом, могла видеть из окна, не переливалась, как обычно, мелкой рябью, складывавшейся в причудливые узоры.

Оттенки воды в реке, запах вьющихся роз, что карабкались по наружной стене, странная тишина, царящая над городом, – все это пробудило в Лили странное, почти болезненное чувство, отзывавшееся тяжестью в груди. Это чувство уже было ей знакомо. Оно охватывало ее в жаркие дни, когда повсюду была разлита летняя нега, а в полную силу входило по вечерам, когда они с матерью и Михелем сидели на террасе, читая друг другу вслух. Вот уже несколько минут она искала верное слово, чтобы описать это чувство. Слово «томление» она уже перечеркнула – оно здесь не подходило. Та же судьба постигла и «меланхолию» – это понятие было близко к тому, которое она пыталась описать, но не отражало чувство во всей его полноте, ей же хотелось найти идеальное слово. «Если в нескольких точных фразах вы способны выразить то, что чувствуете, тогда вы в самом деле умеете писать!» – всегда говорила фрау Финке, ее старая учительница. И Лили твердо усвоила это правило – только сейчас следовать ему ей никак не удавалось.

Она написала «предчувствие» и, нахмурившись, взглянула на буквы, слегка наклоненные вправо. Не совсем точно, но что-то в этом есть: в такие дни она и впрямь будто ждала чего-то – казалось, сам ветер нашептывал ей о грядущем. Но и это слово в конечном счете было отвергнуто твердым росчерком пера. Она не могла остановиться на полуправде, ей нужна была точность. Когда через несколько недель она, просматривая бумаги, наткнулась на эту запись, ее пробрала дрожь. Последующие события придали слову «предчувствие» совершенно иной смысл.

Но в ту минуту оно описывало лишь радостное предвкушение долгого, жаркого лета, которое она хотела посвятить прежде всего сочинительству. Чтению и письму. И танцам. И поцелуям. Не обязательно в таком порядке – здесь все зависело от Генри – всегда такого вежливого, настолько озабоченного соблюдением правил, будто от этого зависела вся его жизнь. Официально они могли встречаться только в присутствии взрослых, и вместо того, чтобы попытаться обойти этот запрет и слегка опередить события, что было бы вполне ожидаемо, Генри строго придерживался принятого порядка. Иногда она сердилась, что он прилагал так мало усилий, чтобы ее завоевать. Да, они уже были обещаны друг другу и даже официально помолвлены. Но это вовсе не означало, что теперь он мог прекратить всякое ухаживание – как же ей тогда чувствовать себя красивой и желанной? «Ты уже принимаешь меня как должное», – как-то упрекнула его она, а он, казалось, искренне обеспокоился этим и пообещал исправиться.

Подтверждая это похвальное намерение, он преподнес ей на следующий день конфеты и стихотворение. Уже недурно – во всяком случае, было чем похвастаться в университете. Пусть даже стихотворение Генри сочинил не сам, а переписал из сборника Брентано, чья поэзия казалась ей, впрочем, слишком приторной и беззаботной. Ей хотелось волнующих поцелуев в холле и романтических ночных свиданий, куда она сбегала бы из дому – как в тех книгах, которые ей тайком одолжила Берта и которые теперь стояли у нее на полке, надежно скрытые солидными томами Гете. Но от Генри подобного не стоило ожидать. И все же – при мысли о том, что она увидит его во время сегодняшней церемонии, она улыбнулась. Влюблена она была, в этом не стоило сомневаться. Он хотел зайти за ней сегодня, но, будучи студентом-медиком, не смог вырваться – близились выпускные экзамены, и он был очень занят. Не страшно, она поедет с Францем. Родители уже два часа как уехали – перед церемонией они давали прием в Альстерских аркадах. Лили, находя приемы ужасно скучными, не захотела к ним присоединиться. Вспомнив о крещении корабля, она вдруг осознала, что засиделась в своей комнате. Пора было собираться.

В доме стояла духота, сильно пахло коврами и старым деревом, и Лили догадывалась, что во время церемонии, когда, вероятнее всего, будет ярко светить солнце, станет очень жарко. Поэтому она решила не прибегать к пудре, которая, как она предвидела, только расплывется на лице. Да и времени уже не было. Бросив испуганный взгляд на напольные часы в коридоре, она поспешила к комоду. Хорошо, что утром Зеда успела уложить ей волосы. Лишь несколько рыжих локонов выбилось из замысловатой прически, и их пришлось поправлять – напрасный труд, ведь стоило Лили пошевелиться, они вновь упали на лоб. Ее новое платье, накрахмаленное и благоухающее, висело в шкафу. Лили окинула его недовольным взглядом. В белом она казалась бледной и призрачной, будто терялась в ткани. Но на этом цвете настаивал отец: «Крестная должна выглядеть как можно более юной и невинной, а что подчеркнет эти качества лучше, чем белое кружевное платье?»

Она поспешно выскользнула из домашнего халата и дернула за сонетку, висевшую около кровати.

– Зеда, я опаздываю! – крикнула она в коридор, надеясь, что горничная услышала ее и уже спешит на зов, но на всякий случай в придачу позвонила в колокольчик. Лили только сейчас поняла, как сильно