class="p1">Здесь важно осознать, что ни от Господина Великого Новгорода в его античной инкарнации, ни от тогдашних мужей новгородских к текущим временам не осталось вообще никакого культурного наследия. Ноль. Пустота. Вакуум. Исчезло всё — библиотеки, устное предание, сказки, которые бабушки рассказывали внукам у очага. Нам известны римские анекдоты, но ни одного карфагенского.

Аутентичную пунийскую архитектуру мы можем увидеть в единственном месте на планете, в городке Керкуан, описанном в книге первой. Из многочисленных трудов по географии, любимой науке финикийцев и карфагенян, остался только кратенький «Перипл Ганнона», о котором мы тоже сообщали ранее. Сгинули религиозные трактаты, философия, историография, физика, механика, математика — зажженным римлянами пламенем выметено всё, от и до, до последнего предела.

Давайте представим, что из истории нашего мира бесследно исчезла, например, Франция. Мы никогда не прочитаем «Трёх мушкетеров» Дюма или «Опасные связи» Шодерло де Лакло, не послушаем музыку Дебюсси, Равеля и Берлиоза. На том месте, где когда-то находились Лувр или Нотр-Дам, ровное поле, на котором пасутся одичалые козы. Картины Ренуара, Сезанна или Моне давно сгнили под слоем пепла...

Но если Франция — часть общеевропейской постримской цивилизации, то потеря будет пускай и колоссальной, однако не катастрофической: уцелеют Греция и Италия, Германия, Скандинавия, Россия, Испания, Британия... Цивилизация Европы понесет ощутимый культурный урон, однако не погибнет и продолжит развиваться.

В случае с Карфагеном мы наблюдаем тотальное обрушение в историческую черную дыру микрокосма, цивилизации в целом. Как говаривали римляне, in summa.

Обширная империя, начавшая формироваться во времена, когда Рим представлял собой несколько убогих деревенек на вершинах Палатинского, Эсквилинского, Целиева и Квиринальского холмов, разделенных зловонными болотами в низинах, не просто растворилась в вечности, подобно Вавилону или Ассирии, но и не оставила нам почти ничего, что претендовало бы на наследство.

От Классической Греции и Рима мы получили известный нам культурный мир — стихотворный размер, архитектурные ордеры, риторику и философию, историю, скульптуру, медицину, Аристотеля, Платона, Цицерона, Вергилия. Заодно и Калигулу с Нероном в нагрузку к основному товару.

Финикийским подарком нашей эпохе можно назвать лишь алфавит, простую и доступную каждому систему фонетического письма, и то об этом обычно не принято вспоминать. Кирилл и Мефодий — сколько угодно, но какие-то там финикияне?

О том, как и почему случилась эта историческая коллизия, мы и расскажем в данной книге. А пока...

* * *

А пока обратимся к некоторым темам, о которых пришлось умолчать в первом томе за недостатком времени или из соображений композиции.

По выходе «С точки зрения Карфагена» въедливые критики обратили внимание на существенный недочет: авторы увлеклись политикой, экономикой, пространными обзорами из жизни соседей Финикии и совершенно позабыли о «маленьком человеке» — обычном среднестатистическом карфагенянине, гражданине Нового Города и налогоплательщике, имеющем право голоса в народном собрании.

Отлично, давайте на основе имеющихся скупых данных попытаемся реконструировать хотя бы один день из жизни обитателя имперской столицы, жившего перед началом Первой Пунической войны в 264 году до н. э., то есть 2284 года назад. В этом нам помогут археологические данные и записки побывавших в Карфагене чужеземных гостей.

Нас не интересуют портовые нищие или зажравшиеся олигархи — как низшая, так и высшая прослойка общества не являются ведущими маркерами для определения качества жизни. Пускай наш герой получит имя Баал-Ганнон («Баал Милостив»), ему будет 30 лет, то есть самый расцвет сил. Принадлежит он к тому самому «среднему классу», который долгие столетия был центральной экономическо-политической силой в финикийских колониях и затем в самом Карфагене, как независимом государстве.

Баал-Ганнон — наёмный государственный служащий, то есть жалованье получает из бюджета. Он руководит плотницкой мастерской при военной гавани Карфагена, причем ремесло унаследовал от отца, тот от деда и далее по восходящей линии — ремесленные «трудовые династии» в финикийских городах были делом самым обычным и естественным. Младшие сыновья еще могли выбрать для себя занятие по душе, но старшие обязательно продолжали дело предков, что помогало преумножать и сохранять профессиональные навыки на протяжении многих поколений.

Высококлассные специалисты вовсе не обязательно трудились в частной коммерции — в государственных структурах и финансируемых казной важнейших стратегических отраслях, наподобие кораблестроения, зачастую можно заработать гораздо больше. К тому же никто не отменял абстрактную «коррупцию» как дополнительную статью дохода. Всегда можно договориться с поставщиком о выгодном госзаказе за скромный откат или спихнуть налево излишки материала — дело совершенно житейское. Производство в Древнем мире было практически безотходным: ресурсов немного, они ценны, а потому древесные «излишки» можно использовать хоть для вырезания игрушек для детей, хоть для изготовления дешевой посуды.

О немалом размахе коррупции в позднем Карфагене пишут практически все античные авторы, причем вовсе не со зла или из желания уязвить пунийцев — большое и богатое государство с колоссальным денежным оборотом автоматически подразумевает желание зачерпнуть из бездонной общественной кормушки десяток золотых монет для семьи, для деток. От Карфагена не убудет, да и взгляните хоть на римский Сенат — взяточник на взяточнике! Правда, римляне предпочитают об этом не распространяться: считается неприличным.

...Подъём перед восходом солнца — нельзя терять световой день, при освещении масляными лампами или факелами много не наработаешь, вдобавок это лишние расходы. Спал Баал-Ганнон на деревянной тахте высотой всего-то по колено, причем не в душном помещении, а на плоской крыше четырехэтажного дома. Позволить себе виллу в Мегарах, районе выселков (находящихся внутри периметра новой крепостной стены), наш герой не может — земля в городе, особенно в зоне садов и парков, безумно дорогая.

Тем не менее жилищным условиям Баал-Ганнона можно позавидовать — недалеко от центра города и гавани, дом стоит на широченном «проспекте», спускающемся с холма Бирса к морю. Многоэтажное строительство, как мы уже рассказывали, было в Карфагене широко развито. «Квартиры» пунийцы изобрели сразу после перестройки раннего Нового Города по генеральному плану — старинный восточный городок с узкими улицами, вившимися вокруг Бирсы, не удовлетворял требованиям столицы могучей средиземноморской державы.

Как обеспеченный человек Баал-Ганнон занимает верхний, четвертый этаж здания, общая площадь помещения более ста пятидесяти квадратных метров. Владение крышей подразумевает дополнительные удобства — между деревянным потолком квартиры и покрытием крыши встроены цистерны для сбора воды. Это узкие, вытянутые в виде буквы I ёмкости, где накапливается конденсат, образующийся после частых туманов, и дождевая вода. Климат сейчас куда более влажный, чем в отдаленном будущем, а потому воды для снабжения «санузла» и кухни со стоками в виде керамических труб предостаточно. Стоки выводятся под мостовые и стекают в море — канализация в Карфагене появилась на столетия раньше, чем в Риме.

Семья —