Семь лет она его не видела, с тех пор как ушла со старой работы на преподавание. Только пару раз по телевизору. Скоро семьдесят лет мужику, а все еще хорош. Красивый, маститый. Ну и умный, конечно. Это-то с годами тем более не проходит. Даже на экране видеть его было больноватенько. А наяву?

Ничего. Пускай и он на нее посмотрит.

Так замечательно Анна не выглядела и в двадцать два, когда пришла по распределению в отдел и сразу же, с самого первого дня, влюбилась в начальника. Безоглядно и навсегда. Как говорят ее студенты, без тормозов. Обидно, когда твоя жизнь укладывается в пошлый сюжетец из женской прозы. Пересказывается одним предложением: поморочил женатик девке голову лет надцать, до первого своего инфаркта, а потом образумился и вернулся к благоверной, брошенка же превратилась в старуху у разбитого корыта.

В женщину бальзаковского возраста, поправила себя Анна. Со времен Бальзака средняя продолжительность жизни увеличилась вдвое. Сегодня в бальзаковском возрасте, то есть в поре зрелого женского расцвета, пребывают Шэрон Стоун, Изабель Аджани, Мадонна, а им всем вокруг полтинника. Нам до этих возрастных высот еще пять лет карабкаться.

Во времена Ю.А. была Анна академической мышкой с хвостиком. Натуральным, какой резинкой стягивают. Черт-те как одевалась. А сколько лет промучилась с контактными линзами! Пока умные люди не объяснили, что правильно подобранная оправа — самый лучший способ подправить недостатки лица.

«Умные люди» работали в парижской фирме «Индис», сокращенное от Individual Styling. Как по-русски сказать? Поиск индивидуального стиля, что ли? Это совершенно новый, еще только зарождающийся бизнес с огромным будущим. Не путать с имиджмейкерами. Те подгоняют клиента под некий заданный имидж. Индисты, наоборот, ищут твой собственный образ. Так сказать, шьют костюм по фигуре. Анне, например, казалось теперь, что она всегда была именно такой: уверенной, элегантной и чуть-чуть стервозной.

Психологи, визажисты и дресс-дизайнеры из «Индиса» целую неделю тебя выспрашивают, разглядывают, анкетируют, тестируют, а потом создают твой собственный индивидуальный стиль. Как одеваться, какую носить прическу, какую косметику, какую обувь и прочее, и прочее. Анна в ту пору читала спецкурс по российскому консерватизму в Paris IV. Весь гонорар убухала на поиски стиля. Более разумно потраченных десяти тысяч не знавала история человечества.

— Плесни-ка еще женщине бальзаковского возраста.

Пьянея, она легко переходила на «ты». Вообще все делала легко. Еще пара коктейлей, и можно в полет.

Мальчик проявил внезапную проницательность.

— Летать боитесь? Зря. Самый безопасный вид транспорта. В мире ежегодно гибнет в авиакатастрофах только тысяча пятьсот человек. В среднем.

— Только? — вздрогнула Анна и скорей отхлебнула.

— Для сравнения: в автокатастрофах каждый год квакается миллион двести тысяч. На машине же вас не ломает ездить?

Какой умненький мальчик, умилилась Анна. И хороший. Специально цифирь выучил. Дур вроде меня успокаивать. И джину налил щедро, не пожалел.

Она почувствовала, что уже допилась до этапа неудержимой болтливости. Мальчику придется потерпеть. Такая у него работа. Бармен все равно что психотерапевт.

Устроившись поудобнее, локти на стойку, подбородок на большие пальцы, Анна стала объяснять.

— Это не рациональный страх. Понимаешь, Земля — это тело, а Небо — душа. Когда взлетаешь, будто душа отрывается от тела.

— А вы что, в существование души верите? — спросил бармен скептически.

Нормальный русский разговор за выпивкой, подумала Анна. Начинается с народов Африки или любой другой белиберды, заканчивается непременно бессмертием души.

— Я агностик, — ответила Анна и вытянула через соломинку остаток сладко-горького напитка.

— Кто?

— Агностик — это человек, который открыт любым предложениям. Изобретателя Эдисона помнишь? Он, умирая, произнес замечательные слова. «Если после смерти что-то есть, это очень хорошо. А если ничего нет, то еще лучше». Сказал и помер. Вот и я такая же. Если б не бояться смерти, то даже любопытно. Столько всяких версий существует! Есть теория «выхода из тюрьмы». Будто все мы на самом деле обитатели другого мира, который гораздо лучше нашего. А Земля это тюрьма, и мы сюда помещены за преступления. В зависимости от тяжести содеянного сроки у всех разные, но максимальный сто лет. Кто умирает в младенчестве, это мелкие хулиганы, кому дали типа пятнадцать суток. В тюрьме есть разные зоны. Общий режим это развитые страны. Строгий это как у нас. Особый это как в Африке. Отсидел свое, помираешь и возвращаешься на волю.

— Прикольно, — сказал мальчик.

— Другая теория называется «Пробуждение». Будто земная жизнь это такое сновидение. У кого кошмарное, у кого более или менее приятное. Насильственная смерть это когда спящему в ухо крикнули или грубо растолкали. Естественная, от старости, это когда мирно продрых до утра и спокойно проснулся. К теории сна примыкает теория комы. Ну, что ты сейчас находишься в коме и тебя посещают всякие фантомные видения, которые и есть земная жизнь. А смерть это ты выходишь из комы, к тебе возвращается сознание… В общем, на эту тему много чего напридумано.

Анну понесло, не остановишь.

— Лично мне было бы интересно, если бы после смерти мы становились звездами. Ведь откуда-то рождаются все время новые звезды? Для этого требуется вброс энергии. Что если смерть и есть такая энергетическая трансмутация? Если душа была мощной, возникает новое солнце. Если хилая, то какой-нибудь мелкий астероид. Небесных тел во Вселенной столько, сколько жило и умерло людей. Это мое личное открытие.

Всю эту чушь Анна выдавала экспромтом. С ней такое бывало. Особенно после четвертого джина с тоником.

— Помнишь, как у Бродского? — взмахнула она рукой с длинными сиреневыми ногтями. — «А скоро, как говорят, я сниму погоны и стану просто одной звездой. Я буду сиять в небесах лейтенантом неба…» Не помнишь?

Анна расстроилась. Перед глазами все плыло и покачивалось. Чтобы разглядеть табличку на груди бармена, пришлось сощуриться и придвинуть дужку очков ближе к переносице.

Влад Гурко / Vlad Gurko

Бармен / Barman

— Влад? Что за имя? Владимир, что ли?

— Владислав, — сказал Влад. — «Влад» это чтоб «Славой» не звали. Отстойное имя «Слава». Особенно с фамилией Гýрко.

В школе у него была кличка сначала Огурок, потом Окурок.

Дамочка наморщила нос, очки сползли с переносицы.

— Все вы теперь Влады, Максы да Сэмы. Владислав красивое имя. Особенно в сочетании с такой фамилией. Только не Гýрко, а Гуркó. Древний шляхетский род. Был такой генерал-фельдмаршал Иосиф Гурко. Герой Балканской войны.