Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Аглаша, я должна уехать. Я не хочу оставаться с ним в одном городе. Я не вынесу… — подруга около минуты не сводила с меня серьезного взгляда, затем кивнула.
— Стеше не скажешь?
— Она не знает о том, что мы расписались. Считает, что мы просто встречаемся, и может ему все рассказать. Я потом ей напишу и попрошу не беспокоиться. Сейчас я даже проведать ее не могу, вдруг он там появится.
— Скажи, чем я могу тебе помочь?
— Я жду ребенка, — судя по не изменившемуся выражению лица, мои слова Аглаю не удивили, — если Ангел узнает, он может начать меня искать. Ты рассказывала, что, уезжая из Зарграда, решила начать новую жизнь и сменила имя. Значит, ты знаешь, как…
— Ты уверена? — я твердо кивнула, хотя все еще находилась в сомнениях, — я смогу выправить тебе новые документы и подготовить твой отъезд, но сделать это нужно быстро. Ведьминское чутье говорит мне, что в воздухе витают неприятности и, кажется, это связанно с твоим мужем.
Только она закончила говорить, как в дверь громко постучали. Не дождавшись ответа, дернули за ручку и в прихожую ввалилось четверо мужчин, одетых в форму королевской охраны.
— Есения Цанева, Его Высочество Ангел отправил нас за вами, — выступил вперед самый старший из них.
Видимо догадавшись, свидетелем чего я стала, и испугавшись лишиться отличного прикрытия своему развратному поведению, в виде истинной пары, мой муженек решил больше не скрывать наши отношения, раз даже охрана в курсе моей новой фамилии.
Я горько усмехнулась про себя, осознав, с каким обманщиком связалась.
— Я никуда не пойду, можете так и передать своему принцу.
— Нам приказано, в случае вашего отказа, применить силу, — мужчина не угрожал, его голос был спокоен, как и прежде. Он просто был уверен в своих силах, а еще в том, что я не стану валять дурака и подчинюсь.
Не учел он только одного. После пережитого стресса, я была сейчас в таком взвинченном состоянии, что сама себя не контролировала.
— Проваливайте отсюда! — со злостью процедила я, метая молнии глазами.
Аглая встала передо мной, закрыв своей спиной и уперев руки в бока.
— Вы ее слышали. Она никуда с вами не пойдет. Уходите, — в голосе ведьмочки сквозило неповиновение, которое, похоже, вывело из себя «бравого вояку».
Бросившись вперед, он схватил подругу в охапку и, поставив перед собой, сдавил рукой ее горло.
— Вы пойдете с нами, если не хотите, чтобы мы причинили вред этой ведьме, — не ожидая подобных действий от тех, кто обязан защищать покой жителей Черного леса, я застыла на месте.
— Совсем распоясались без короля, черти, — прохрипела Аглая, пытаясь вырваться из железной хватки, — Сеня, стукни их, как учила.
Сосредоточившись, я подняла руки, решив использовать на мужчинах заклятие остолбенения.
— …и при свете голубом вы, четверо, замрите столбом, — зашептала я, посылая лучи света.
Руки, удерживающие подругу, разжались. Она отпрянула в сторону, а мужчины вместо того, чтобы замереть на месте на некоторое время, дружно попадали на пол.
— Аглаша, я же все правильно сделала? — прошептала я, разглядывая лежащих на пороге мужчин. Их глаза были открыты, а кожа белая, как у мертвецов.
Подруга подошла к ним ближе, встала на колени и начала прощупывать пульс. Когда она подняла на меня испуганный взгляд серых глаз, я непроизвольно сделала шаг назад, понимая, что произошло непоправимое.
— Они мертвы, Сеня. Все четверо…
— Но… но я же использовала самое просто заклятие сдерживания?
— Малышка, ты черпнула не от света. Это была тьма. Ты убила этих мужчин, — Аглая прикусила дрожащую губу.
По спине прошел озноб, и тело бросило в дрожь. Зубы застучали друг о друга так, что пришлось крепко сжать их.
— Я не хотела… я не могла.
— Черт, это я во всем виновата. Это я попросила тебя стукнуть их заклятием, — вскочив с колен, ведьмочка бросилась ко мне и крепко обняла, пытаясь привести меня в чувства.
— Аглаша, меня теперь убьют, как черную ведьму? Инквизиция и Трибунал начнут охоту… они меня из-под земли достанут, да? Тут даже Ангел меня не спасет, — шептала я, все еще не в силах отойти от шока, — а как же мой малыш? Я и его прокляла… Я плохая… Я черная ведьма.
Взяв меня за плечи, подруга встряхнула меня и зашептала, будто боясь, что нас могут услышать.
— Сеня, приди в себя! Сейчас сюда явятся их дружки. Нужно срочно забирать все самое необходимое и делать отсюда ноги. Я не отдам тебя им. Никто тебя не схватит и тем более не убьет.
Я, словно умертвие, продолжала стоять на месте, не в силах даже пошевелиться, пока она носилась по дому собирая вещи и документы. Посадив меня в свою машину, на сиденье рядом с водительским, Аглая завела мотор и тронулась с места.
— Денег у нас на первое время хватит, а там, глядишь, и устроимся нормально. Документы новые тебе выправим, ни один хрен не подкопается. Я не дам тебя в обиду, запомни это, — постепенно ее слова начали доходить до моего отстраненного сознания.
Кивнув, я откинула голову на спинку сиденья, думая о том, как прекрасно начинался этот летний теплый день…
Наши дни
— Ева, положи утюг на место! В садик ты его не возьмешь.
— Ню, мамаськаааа, — маленькие бровки поползли вверх, а курносый носик начал морщиться, давая знать, что еще немного и его обладательница ударится в слезы.
Я сделала самое строгое лицо из всех возможных, но в спорах с моей малышкой, это не действовало. Стоило мне увидеть в ее серо-голубых, отцовских глазках грустинку, и я готова была горы свернуть, чтобы выполнить любое ее желание.
Дочь прижала к груди вполне себе настоящий утюг, что был полгода назад назван самой любимой игрушкой (непонятно за какие такие заслуги, но я уже не вмешивалась), и без которого не обходился ни один выход в свет.
— Мой утюзок, Агасе не дам, — похоже, я сегодня не первая, кто пытался разлучить ее с «игрушкой».
— Хорошо, Аглаше мы его не отдадим, но сегодня ты берешь его в последний раз, — я громко вздохнула, наблюдая, как ребенок засиял прямо на глазах, уверенный, что и завтра и послезавтра добиться от меня положительного ответа по этому вопросу, не будет стоить ей ничего.
И, к моему сожалению, она была права. Я была как пластилин в ее руках, и ничего с этим поделать не могла.
— Мамаська хавосая, — подойдя ближе Ева подставила мне свою розовую щечку разрешая поцеловать, что от нее был знак высшей милости, которой удостаивался далеко не каждый.
При взгляде на нее, у меня всегда начинало щемить сердце. Тут было намешано все: беззаветная любовь к моей малышке, без которой я не мыслила и дня, радость, что боги подарили мне ее в самый сложный период моей жизни, и неискоренимая тоска по ее предателю отцу, точной копией которого она росла.