«Сюрпризовцев» это ни в малейшей степени не беспокоило. Матросы знали про бесценную защиту от вербовки и смогли остаться в списках, крайне разборчиво формируемых списках, наиудачливейшего действующего приватира. Последний список трофеев позволил даже самому бедному моряку на борту при желании играть в блинчики золотыми монетами. Некоторые из них и их бывших соплавателей так и сделали во время неожиданно долгой подготовки к южноамериканскому плаванию. Они снова стали голодранцами, хотя и очень веселыми — то, что случилось однажды, вполне может повториться, да что там — наверняка повторится. Даже короткое крейсерство, не говоря уж о плавании в Южное море, может позволить капитану Обри вернуться с таким хвостом из призов, что они снова закупорят гавань Шелмерстона.

Но большая часть, особенно матросы с двумя и двумя с половиной долями в трофеях, послушались совета капитана. Обри любил раздавать советы в финансовых делах: он призывал к бережливости, осторожности, малым процентам (ничего рискованнее флотских пятипроцентных облигаций он не одобрял), постоянной бдительности и строгой экономии. Все моряки знали, что, хотя Счастливчик Джек Обри честно заслужил свое прозвище на море, на суше его преследовали впечатляющие неудачи.

Временами он себя вел расточительно — держал скаковую конюшню и рисовался в «Брукс». Временами оказывался легковерным, доверяя разным прожектерам и их планам. И в общем, его предприятия обычно заканчивались неприятностями. Беспристрастному наблюдателю совершенно очевидно, что прав раздавать советы у него меньше, чем у кого бы то ни было. Но среди моряков умение Обри управлять кораблем, поведение в бою, список побед и трофеев перевешивали определенную нехватку навыков в управлении капиталом. А его слова, всегда произносимые с добрыми намерениями и приспособленные к условиям и способностям слушателей, оказывали на них воздействие не хуже, чем речи Тома Крибба [1] о внешней политике. Так что некоторые «сюрпризовцы», женатые и с детьми, вышли в отставку.

Но никто из них, кроме помощника парусного мастера (женившегося на дочери возчика), не осел слишком уж далеко. Семь новых трактиров и пивных под названием «Герб Обри» с этим самым гербом на вывесках (три поднятых бараньих головы на лазоревом поле) выросли в сельской местности, в пределах досягаемости побережья и, надо признаться, занимающихся контрабандой братьев, дядей, кузенов, племянников и, упаси Боже, внуков хозяев.

Но осмотрительные и подкаблучники составляли столь малую часть экипажа, что даже вместе с голодранцами не избавляли еще от одной аномалии. «Сюрприз» укомплектован экипажем, вышедшим в плавание не под угрозой принуждения, бедности или безработицы. У матросов дома имелись значительные суммы, и в это экстраординарное плавание они отправились за чем-то большим, не столь понятным как прибыль, но более важным.

При таком многообразии характеров «большее» неизбежно оказалось несколько бесформенным. Очевидная часть — отправиться в дальнее плавание, увидеть новые страны, отколоть коленца на ничейных землях и, может, найти серебро с золотом. Уплыть подальше во время войны на счастливом корабле, от весьма вероятной принудительной вербовки и подневольной службы под командованием офицеров с совершенно иным характером. Шелмерстонцы не избегали ни боя, ни трудных условий и скудных припасов, но абсолютно не любили до ненужного строгую дисциплину, неуставщину, побои и встречающуюся иногда откровенную тиранию. И пусть не нашлось бы сердца, не радующегося добыче (мешок дублонов любого заставит смеяться от радости), но всеобъемлющая жадность редко оказывалась на первом месте.

В отношении некоторых, конечно, это «большее» казалось очевидным. Джеку Обри плевать было на деньги, единственная его цель — восстановление на службе и в списке пост-капитанов королевского флота, желательно с прежним старшинством.

Все ему это полуофициально и на определенных условиях пообещали после захвата «Дианы» и уверенно — после его избрания в парламент (точнее после того, как его кузен поделился местом от карманного округа Милпорт). Но, в конце концов, пройдя долгий путь, Обри стал менее жизнерадостным и не столь уверенным в обещаниях. Его краткое знакомство с Палатой общин и коллегами по ней многое поведало о хрупкости правительства, а также его инициатив. Он ни на секунду не сомневался в слове нынешнего первого лорда Адмиралтейства, но понимал — в случае смены кабинета министров обещание, исключительно персональное и устное, совершенно не обяжет к чему-то преемника Мелвилла.

Также он знал (и это новое, хотя и вполне предсказуемое обстоятельство), что регент никоим образом ему не благоволит. Частично это проистекало из факта, что брат-моряк регента, герцог Кларенс, одновременно оказался и одним из самых страстных защитников Джека, и критиком регента. Братья едва ли вообще общались друг с другом. Вдобавок несколько крайне независимых адмиралов-вигов также настаивали на том, что Обри нужно восстановить на службе. Довершила дело одна из редких вылазок Джека в область литературы.

Услышав, что во время официального приема любовница регента леди Хертфорд грубо высказалась о Диане Мэтьюрин, его свойственнице и жене лучшего друга, он со злобой и в слишком людном месте заявил: «Кто похожи, те похожи; кто гадит в своем гнезде, тот всех дегтем мажет. Драйден очень хорошо об этом написал про любовниц другого великого человека. Он писал... он писал, а, вспомнил: «…лживые, безответственные, старые, с дурным характером и дурно воспитанные»[2]. Вот так, с Драйденом не поспоришь. Что может быть более невоспитанным, нежели грубость на официальном приеме?»

Эти строки когда-то ему поведал бывший сослуживец Моуэт, а нынешний сослуживец Мэтьюрин рассказал, что слова достигли королевских ушей. Новости Стивен услышал от друга и близкого коллеги, сэра Джозефа Блейна, главы военно-морской разведки. Он еще добавил: «Если бы знать, кто в это время находился в комнате для бэкгэммона, то, наверное, можно было бы узнать, и как зовут нашего червяка в яблоке».

А червяк в яблоке точно водился. Незадолго до этого два чрезвычайно высокопоставленных французских агента, Ледвард из Казначейства и Рэй из Адмиралтейства, сфабриковали обвинения против Джека Обри. Рэй так хорошо знал перемещения морских офицеров, а Ледвард — криминальный мир, что оба смогли состряпать очень убедительное для присяжных в лондонской ратуше обвинение. Джека признали виновным в мошенничестве на Бирже, оштрафовали, поставили к позорному столбу и, конечно же, вычеркнули из флотских списков.

Обвинение ложное; это подтвердил разочаровавшийся вражеский агент, выдавший Ледварда и его друга, предоставив неопровержимые улики их собственного предательства. Но ни того, ни другого не задержали. Стало известно, что они скрылись в Париже. Блейн был уверен, что их защищает какой-то чрезвычайно влиятельный друг, возможно — высокопоставленный чиновник. Этого человека (возможно и небольшую группу) ни Блейн, ни его коллеги несмотря на все усилия вычислить не смогли. Предатель оставался активным и потенциально крайне опасным.