Марфы. Хозяйка месила тесто для рыбного пирога, который запечет в печи на ужин. Но до ужина хотелось сделать еще кое-что.

Я достал из-под своей кровати замотанный в кусок мешковины меч, о котором не догадывались, наверное, лишь дочки хозяев, пропадающие сейчас у подруг. Рассовал по карманам взрывные артефакты, взял моток добротной веревки с самодельным крюком и пошел догонять хозяина дома, который шел к берегу: оттаскивать подальше от воды лодку.

— Митяй, — окликнул я старика. — Просьба есть. Дашь лодку? Хочу сплавать за закидушками, ставил…

"У берега", — хотел было закончить я, но не смог. Старик обернулся ко мне с болью на лице, с болью и тоской.

— К гроту поплывёшь? — глухо спросил Митяй, и я не смог соврать старику. Знаю, как он лишился сына, и могу только догадываться, что дед сейчас чувствует, кроме бессилия.

Нужно было ночью тихо уйти из дома, а утром вернуться. Тогда и расспросов никаких не было бы.

— Да, Митяй, к гроту, — вздохнул я. — Не думай, я смогу себя защитить.

— Ой, только не надо мне своих фокусов демонстрировать, — отмахнулся старик, но хоть голос стал звучать, как человеческий, а не мёртвячий.

— Не веришь в действенность моих фокусов? — улыбнулся я. Увы, старик веселья не поддержал.

— Главное, возвращайся, малыш, — мягко попросил он. — Мы ждём тебя, Нильям. Ждём живым и здоровым.

Я был готов к крику, к истерике, к отстаиванию своей свободы и борьбы за право решать свою судьбу, но к такому я точно готов не был. Глаза предательски защипало из-за мелких солёных брызг, которые ветер невесть как донёс до середины скалы и швырнул мне в глаза. И на щеки попал.

Я прочистил горло, чтобы не сорваться на несерьезный писк.

— Главное, старушке своей ничего не говори. А как вернусь, сам расскажу, как это было. И ты послушаешь, и дочки твои.

Старик лишь потрепал меня по отросшим до плеч волосам, и отступив в сторону от ведущей вниз тропы, присел на выступающий камень.

— Тут посижу, подожду тебя. Лицедей из меня никудышный: старая моя и по лицу всё узнает, так что не буду её тревожить.

Уходя, я чувствовал странное тепло в груди. Кажется, в глубине воспоминаний, где я закопал память об отце, было точно такое же чувство: именно это тепло я ощущал, смотря на своего почившего старика, которого очень любил.

В ночи мало кто смотрит на море, так что на этот раз я не жалел весел. Уключины скрипели, когда я выдохом откидывался назад, напрягая мышцы спины.

Ветер, верный друг, свистел в ушах, холодил голые плечи и спину. Одежду я снял на берегу: не хотелось впопыхах раздеваться в лодке. Прыгать за борт в одежде тоже не хотелось: во-первых, та будет сковывать движения в воде, а во-вторых, наверняка обзаведётся рваными полосами, которые напугают старушку. Мешочек с бомбами поместил на пояс.

Скальный утес в этом месте выпирал далеко в море. Строго говоря, это место даже гротом сложно назвать: скорее, подводная пещера с нависающим каменным козырьком. Очень широкая и глубокая пещера.

Надеюсь, монстр наел себе на ядро души. Я специально выспрашивал о водных чудищах, перемещаясь по берегу. В море аномальная зона, но туда я точно не полезу — не настолько я глуп. Это в знакомой пустыне можно идти в центр, покуда хватает сил, а в море мои воздушные удары только чаек подбивать способны. Именно поэтому я взял с собой бомбы, которые работают даже в воде. Рыбу они не глушат, но это даже хорошо — значит, и адепта не контузят. Наверное. Я все-же покрепче обычной рыбы.

Я доплыл до грота, во все глаза рассматривая водную гладь через энергетическое зрение, но пока ничего живого и крупного в пределах видимости не заметил. Правда, этот предел пока ограничивается шестьюдесятью метрами: дальше в мешанине красок ничего не разглядеть.

Я накинул закрепленную на носу лодки веревку на выпирающий камень утеса, притянул суденышко как можно ближе и привязал покрепче. Увы, за камень особо надежно лодку не привяжешь, даже сильные волны могут отогнать ее в море, но сильных волн сейчас нет, а за полчаса я успею разобраться с монстром.

Ну, или он со мной.

Резать ладони я не хотел — не очень хорошая идея перед заплывом в море, но чем-то привлечь внимание монстра нужно было. Летящая над волнами чайка подошла слишком близко, чтобы я не воспользовался ее промахом: воздух грозно загудел от воздушного удара, хотя сил в него я вложил по-минимуму.

Чайка не успела даже крикнуть: воздушный удар разорвал на части белое тельце, и, пронесшись еще с пол сотни метров, канул в море, напоследок подняв тучу брызг.

Я взял в руки клинок и принялся ждать, всматриваясь в бездну под ногами. Несмотря на каменную стену, находящуюся на расстоянии вытянутой руки, мелко здесь не было. Дна я не видел ни разу, сколько не приходил сюда: вода темнеет с каждым десятком метров, превращаясь в черную. И это днем, сейчас же здесь обычным зрением ничего не увидишь…

Снизу, из мешанины тёмных цветов, поднялась огромная тень цвета расплавленного металла. И я кувыркнулся из лодки в воду — рисковать долбленым суденышком не хотелось. Нырнул. Ледяная вода обожгла тело, и я подавил инстинктивные попытки глотнуть воздух.

Я смог рассмотреть чудовище при свете дня, и знаю, что все его характеристики в два раза выше моих. Все, кроме ловкости. Передо мной просто огромная неповоротливая хреновина, которую нужно убить. Просто забросить в пасть бомбу, а потом — вытащить из туши ядро, или камень, если я неправильно рассчитал, и до ядра он не дотягивает.

Монстр выглядел как обычный вьюн, которых Нильям с приятелями десятками таскал из реки. Разве что увеличенный в несколько тысяч раз, и безмерно уродливый. Хорошо, что я не вижу под собой эту гадость.

Монстр плыл ко мне, разгоняясь всё сильнее и сильнее. Краски на передней части пятна зашевелились: так происходило, когда монстр распахивал пасть. Я стремительно отплыл: даже с мечом в руке я умудрялся двигаться в разы ловчее этой туши. Монстр попытался вильнуть, но достать меня не смог: промахнулся на пару метров. Хорошо… Дам ему ещё одну попытку меня схватить.

Мне приходилось постоянно грести и руками и ногами, чтобы просто оставаться на месте: меч тянул меня на дно.