- Руперт! - крикнул Аллан.- Хватит фотографировать!

- Погоди,- вцепилась в его рукав Милли.- А конфетти?

- Ладно уж,- снисходительно произнес Аллан.- Кажется, без конфетти мы никак не обойдемся.

Он сунул руку в карман и подбросил вверх горсть разноцветных кружочков. В тот же миг ветер снова поймал фату Милли, на этот раз оторвав ее от маленькой пластмассовой диадемы, закрепленной в волосах. Фату эффектно подбросило в воздух, и она полетела, будто кудрявый завиток прозрачного дыма.

Фата приземлилась на тротуаре у ног темноволосого юноши лет шестнадцати, который нагнулся, поднял ее и принялся внимательно разглядывать, словно какую-то редкость.

- Эй! - воскликнула Милли.- Это мое!

Она вприпрыжку сбежала по ступенькам, оставляя за собой шлейф конфетти.

- Это мое,- повторила она отчетливо, приблизившись к подростку и решив, что он иностранный студент и может не знать английского.

- Разумеется,- ответил паренек сдержанно и учтиво.- Я только подобрал.

Он протянул фату, и девушка смущенно улыбнулась, приготовившись чуть-чуть пококетничать.

Однако выражение лица паренька не изменилось; за блеском круглых стекол его очков Милли уловила легкое юношеское презрение. Она вдруг расстроилась и почувствовала себя немного глупо - стоя вот так, без головного убора, в плохо пригнанном нейлоновом платье.

- Спасибо,- поблагодарила она, забирая фату.

- Не за что,- пожал плечами подросток.

Он не уходил и наблюдал, как Милли закрепляет сетчатую ткань. Под его взглядом руки ее не слушались.

- Поздравляю,- сказал паренек.

- С чем? - не поняла Милли, затем подняла глаза и вспыхнула.- Ах да, конечно. Большое спасибо.

- Желаю счастья в семейной жизни,- бесстрастно добавил он, кивнул и, прежде чем Милли успела что-либо ответить, двинулся прочь.

Рядом с Милли внезапно вырос Аллан.

- Кто это?

- Не знаю. Он пожелал нам счастья в семейной жизни.

- Тогда уж счастливого развода,- уточнил Руперт, державший Аллана за руку.

Милли посмотрела на него: лицо Руперта просто светилось, никогда еще он не выглядел таким красавцем.

- Милли, огромное спасибо тебе от меня,- произнес Аллан.- От нас обоих.

- Не стоит благодарности,- отмахнулась Милли.- Было забавно!

- Все равно. У нас тут кое-что есть…- Аллан оглянулся на Руперта, затем вынул из кармана маленькую коробочку.- Речной жемчуг. Надеемся, тебе понравится.

- Какая прелесть! - Глаза Милли засияли.- Не надо было тратиться!

- Мы хотели отблагодарить тебя,- серьезно продолжил Аллан.- Ты замечательный друг и потрясающая невеста!

Он застегнул ожерелье на шее Милли, и она покраснела от удовольствия.

- Выглядишь великолепно,- улыбнулся Аллан.- Самая красивая жена, о которой только может мечтать мужчина.

- Как насчет шампанского? - предложил Руперт.

Остаток дня они провели чудесно: плавали на плоскодонке по Черуэллу, пили марочное шампанское и придумывали всевозможные тосты друг за друга. В последующие дни практически все свое свободное время Милли проводила в компании Руперта и Аллана.

По выходным они выезжали за город и, расстелив клетчатый плед, устраивали роскошные пикники, а посетив Бленем[2]. Милли настояла, чтобы они расписались в книге посетителей как мистер и миссис Аллан Кепински.

Через три недели, когда курсы секретарей закончились, Руперт и Аллан устроили для Милли прощальную вечеринку у «Рандольфа», велели ей заказать обед из трех блюд и не позволили даже одним глазком взглянуть на цены.

На следующий день Аллан отвез Милли на вокзал, посадил на поезд, помог разместить багаж и вытер ей слезы шелковым платком. Он поцеловал ее, пообещал писать и добавил, что очень скоро они встретятся в Лондоне.

Больше Милли его не видела.

Десять лет спустя

Комната была большая и просторная, окна выходили на бисквитно-коричневые улицы Бата[3], укрытые глазурью январского снега. Несколько лет назад комнату освежили, переделав ее в традиционном стиле - с обоями в полоску и парой-тройкой вещиц георгианской эпохи. Последние, однако, совсем затерялись под грудами яркой одежды, компакт-дисков, косметики и журналов, наваленных на всех без исключения горизонтальных поверхностях. Внушительный платяной шкаф красного дерева почти полностью скрывался за огромным белым чехлом для платья; на комоде стояла шляпная картонка; на полу возле кровати приютился чемодан, битком набитый нарядами для медового месяца в теплых краях.

Милли, поднявшаяся в комнату чуть раньше, чтобы закончить с укладкой вещей, теперь удобно расположилась в кресле, посмотрела на часы и надкусила засахаренное яблоко. На коленях у нее лежал глянцевый журнал, раскрытый на странице читательских писем. «Дорогая Анна,- говорилось в первом послании,- у меня есть секрет от мужа». Милли закатила глаза. На ответ редакции можно даже не смотреть, советуют всегда одно и то же: расскажи всю правду, будь честной. Точно какой-нибудь светский катехизис, который надо затвердить наизусть и повторять, не вникая в смысл.

Взгляд Милли скользнул ко второму письму. «Дорогая Анна! Я зарабатываю гораздо больше, чем мой парень». Милли презрительно захрустела яблоком. Тоже мне проблема!

Она перевернула страницу. В разделе «Домашний интерьер» был представлен целый ряд дорогих мусорных корзин. А в ее списке свадебных подарков мусорных корзин нет. Может, еще не поздно добавить?

Внизу раздался звонок в дверь. Для Саймона еще слишком рано; скорее всего, приехал кто-то из постояльцев домашней гостиницы. Милли лениво оторвала взгляд от журнала и обвела глазами спальню. Эта комната принадлежала ей уже двадцать два года, с тех самых пор, когда семейство Хэвиллов переехало на Бертрам-стрит, в дом номер один, и Милли с упрямством шестилетнего ребенка безуспешно пыталась уговорить родителей выкрасить стены в ярко-розовый цвет. Она покидала дом, когда училась в школе и в колледже, даже недолгое время жила в Лондоне, и всякий раз возвращалась обратно, в эту самую комнату. Но в субботу она уедет отсюда навсегда. У нее будет собственный дом, где она все заведет по-своему, как положено взрослой, замужней женщине.

- Милли? - Голос матери прервал размышления девушки.- Саймон пришел!