тоже об этом узнает. Мне было все равно, что подумают родители, они относились ко мне так, словно меня подкинули, как бездомного кота, о котором они вынуждены заботиться.

Но Кэт… Кэт была для меня всем. До сих пор она мне важна. Я не знал, примет ли она меня, если узнает, что я был с другим мужчиной. Для меня не имело значения, что пастор Росс на двадцать лет старше, а мне было всего восемнадцать. Но меня бы не простили. Мне было бы стыдно.

Расставание с Кэт было самым тяжелым поступком, который я когда-либо совершал. Я хотел сказать ей правду. Хотел попросить ее поехать со мной. Так и нужно было поступить. Иногда я думаю о том, что оставил ее дома с матерью, и мне страшно. Как только я узнаю, что судья мертв, я вернусь в Сонную Лощину и спасу ее, заберу с собой в такое место на другом конце страны, где Сара не сможет ее найти.

Но пока я здесь. Прячусь.

Потому что где-то есть нечто, что хочет вернуть меня.

Нечто темное, опасное и злое. Оно хочет завладеть мной, затащить обратно в Сонную Лощину и удерживать там, чтобы я никогда не смог уйти. Оно преследует меня во снах, я вижу тени на улице, вижу движущиеся глаза на каждой картине, мимо которой прохожу, они следят за мной, за каждым движением.

Но как мне объяснить такое?

— Ты полон вины, — говорит Крейн, проводя пальцами вверх и вниз по моим лопаткам. Мягко, как легкий ветерок, но аккуратно.

Я с трудом сглатываю, чувствуя, как во мне разгорается гнев.

— Что ты знаешь о чувстве вины? — ворчу я.

— Больше, чем следовало бы, — мягко говорит он. — Я вырос с шестью сестрами в крошечном домике в Канзасе, мой отец был городским пастором.

Ладно, возможно, он действительно знает.

— Я вырос, слушая, что содомия — это грех, — размышляет он, выводя пальцами какие-то фигуры на моей коже. — А я так хорошо умею грешить, — слышу, как он усмехается. — Потребовалось время, дабы понять, что все это значит. Меня влечет к мужчинам так же, как и к женщинам. Сложно жить в мире, который не желает принимать тебя таким, какой ты есть на самом деле. Да?

Я ловлю себя на том, что киваю. Почти рассказываю ему, что произошло, но пока хочу оставить Сонную Лощину позади. Хочу быть Эйбом, а не Бромом. Хочу спрятаться. Исчезнуть. Стать совершенно другим.

Его рука поднимается к моей шее и обхватывает ее, нежно удерживая.

— Я хочу, чтобы ты согрешил со мной, — шепчет он хриплым от желания голосом.

Мой член немедленно твердеет.

Да. Да, я готов согрешить, сэр.

Его хватка на моей шее усиливается, и он тянет меня обратно на кровать.

Глава 1

Крейн

После того, как я ранил Брома в плечо и помешал ему напасть на Кэт в образе всадника без головы, а затем вылечил его и вернул все утраченные воспоминания, поездка обратно в институт Сонной Лощины обещает быть интересной.

Кэт сидит на Порохе, уютно прижавшись ко мне, кутаясь в мое пальто. Бром на Сорвиголове едет впереди. Я хочу, чтобы он был на виду, на случай, если всадник снова завладеет им. Всадник, которого я встретил в библиотеке, тоже может напасть на нас, пока мы в пути. Что произойдет, если Гессенец в своей духовной форме и Бром встретятся лицом к лицу? Убьет ли его призрак? Или он полностью завладеет Бромом, соединив их души, чтобы в теле Брома остался только Гессенец?

При этой мысли у меня внутри все переворачивается, и Кэт напрягается.

— Все хорошо? — спрашиваю я Кэт, когда она снова прижимается ко мне. Прижимаюсь губами к ее шее и закрываю глаза, наслаждаясь ощущением ее нежной кожи на своей. — Замерзла?

— Я же в твоем пальто, — тихо говорит она. — Просто вымотана. И напугана, — я едва слышу последнюю часть, потому что она сосредоточена на Броме. Ночь тиха, слышен только стук копыт лошадей и их фырканье. Наш разговор продолжается.

«Не бойся», — говорю я Кэт, используя внутренний голос. «Я с тобой, что бы ни случилось. И пока Бром в норме, он тоже будет с тобой».

Надеюсь, он не выставит меня лжецом и правда будет рядом.

Она не отвечает. Вместо этого прислоняется ко мне, поворачиваясь через плечо, и встречается со мной взглядом. Она через многое прошла сегодня вечером. Я не знаю подробностей того, что она сделала с Бромом и что Бром сделал с ней, и, честно говоря, каждый раз, когда я думаю об этом, у меня возникает искушение перезарядить пистолет и прострелить ему другое плечо. Возможно, теперь вспоминания и вернулись, но пока он одержим, это не конец.

На самом деле, это только начало.

«Обещаю», — говорю я ей. «Я не отпущу тебя. Он больше никогда не причинит тебе боли».

По выражению ее глаз понимаю, что она мне не верит. Я хочу, чтобы она мне поверила, мне это нужно. Возможно, я даю обещания, которые не могу сдержать, но готов умереть ради ее блага.

Обнимаю ее крепче, наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать в щеку. Больше всего на свете я хочу затащить ее в свою постель и снова дать ей почувствовать себя в безопасности, стереть из памяти все, что случилось этой ночью, наполнить ее нежностью. Хочу, чтобы она лежала возбужденной подо мной, успокаивая ее ртом, руками и членом. Но не хочу навязываться, когда она так уязвима. Ее сердцу и телу нужно время, чтобы исцелиться.

Кроме того, когда мы вернемся в кампус, мне придется оставить ее на ночь в комнате Брома, где она будет в безопасности, а Брома поселить у себя. Если всадник выйдет через него, я смогу удержать его в узде. Мой член дергается при этой мысли. В подсознании я понимаю, что ему нужно настоящее наказание, и в этом я всегда был хорош.

В конце концов мы добираемся до ворот, и на мгновение я начинаю бояться, что они нам не откроются. Эмблема в виде змеи и ключа выглядит угрожающе, а