Я рассказываю эту историю бабушке и вручаю рисунок, который проделал такой удивительный путь. Комната залита солнечным светом, бабушка кладёт картинку на швейную машинку и говорит: “М”.

IV

Новогодний вечер.

Я лежу на задвинутых стульях под столом. Обычно так лежит кот, его никто не может найти. Меня тоже никто не может найти. И не ищет.

Мама с бабушкой кричат друг на друга, долго, мама крушит какие-то предметы. Я чувствую, что больше не могу справляться с этим, и незаметно для себя начинаю смеяться. Пытаюсь заплакать, но ничего не получается. Я продолжаю смеяться, и этот смех пугает меня. Мне кажется, что я схожу с ума. Почему я смеюсь, ведь они ругаются?

Я уже знаю, что будет дальше. Успеваю выхватить кусок запретной колбасы (ее нельзя есть, потому что она не наша, а бабушкина, и вообще — пост). У колбасы очень яркий запах, сильно копченая, не очень вкусная, но хочется есть, поэтому я довольна и этим.

“Собирайся!”

Мы выходим в холодную зимнюю ночь. Я не задаю никаких вопросов. Мы просто шатаемся по городу. Мама пытается найти место, где мы могли бы переночевать. Конечно, нигде нет мест или ничего не работает. Заходим в какую-то больницу, конечно, нас из нее выставляют.

Мама покупает мандарины. Продавщица в ларьке улыбается нам и говорит: “С Новым годом!” Мне становится легче и веселее.

Мы где-то на другом конце города. Пустырь. Сугробы и ветер. Я вижу случайную пару — мать с сыном. Кажется, это моя учительница по труду. Она меня не очень-то любит: мама делает почти все работы за меня, ведь я все испорчу, а у нас нет денег на новую ткань. Учительница что-то грубо говорит своему сыну и тащит его за руку. Я не здороваюсь с ней.

Так и не найдя ночлега, под утро мы возвращаемся. Мы идем по мосту, который соединяет центр с нашим районом. Это единственная дорога домой.

Мама видит на столбах объявления проституток. Она забирается на перила моста и начинает срывать эти объявления. Я цепляюсь за нее, кричу: “Мамочка! Мамочка! Пожалуйста, не надо! Ты упадешь”. Рыдаю, но мать лишь отталкивает меня в сторону, сказав мне что-то грубое.

Мы заходим домой. Бабушка смотрит на нас мрачно.

V

Мамины длинные волосы. Темный блонд, коса до пояса, которая завораживает меня. Она носит их весь день собранными под заколкой. И только вечером перед сном снимает ее, тогда волосы распадаются на гладкие плавные волны.

У мамы есть челка. Она завивает ее, когда уходит по делам, поэтому на плите всегда стоит эмалированная желтая чашка с бигуди, а на столе чашка с малиновыми защелками. Каждый раз когда кипят бигуди, мама достает их специальной ложкой с дырками.

“Что у тебя за прическа вечно? Почему редко завиваешься? Ходишь с этими патлами вокруг лица!” — бабушка не оставляет мать без критики.

Однажды мама заболевает, ее волосы начинают редеть, на голове появляется большая лысина. Маме около 30, мне она кажется всегда молодой и очень красивой.

“Оставь меня в покое! У меня на голове уже лысина от такой жизни!” — кричит мать в ответ на очередные бабушкины претензии.

В это же время на уличных столбах начинают появляться предложения о покупке волос. Мама находит одну из таких парикмахерских, и мы отправляемся туда, чтобы продать ее роскошную косу.

Я иду вместе с ней, чтобы попрощаться с красотой. Косу отрезают, складывают, взвешивают — легкие светлые волосы почти ничего не весят. Сумма оказывается смешной, совсем не такой, какую мы ожидали. Ее не хватит ни на что. Я чувствую глубокое отчаяние и потерю. Стараюсь не плакать по дороге домой и не горевать каждый раз, когда мама наматывает на бигуди сильно укоротившиеся локоны.

На каком-то из семейных праздников мама играет на пианино и поет для гостей. “Распустила волосы. но не слышно голоса”. Бабушка передразнивает ее: “Отпустила волосы, но не слышно голоса” и смеется.

VI

Двухэтажный старый дом. Кажется, голубого цвета. Наша квартира на втором этаже, чтобы подняться туда, нужно идти по длинной скрипучей и темной лестнице. Под ней лежат старые журналы. Среди них я нахожу один номер журнала “Трамвай” с забавными картинками и смешными историями, которые мы с мамой с удовольствием читаем.

Во дворе дома за посеревшим от старости деревянным забором стена, увитая каким-то растением. Оно вьется почти вдоль всей стены, я каждый раз разглядываю ее с упоением, мечтая о том, чтобы наша дача так же “заросла”. У растения странные плоды: ярко-зеленые пушистые шарики, похожие на коротенькие огурцы, которые так приятно пружинят в руке, пенятся какой-то белой жидкостью, если на них давишь.

Внутренний двор покрыт деревянным настилом, которые зарос и разрушился. У какого-то пенька я нахожу группу поганок, конечно, нещадно рву их с тем, чтобы потом приготовить из них “салат”: нарезать, придумать про них историю, а затем долго-долго отмывать руки с мылом, опасаясь отравления.

Рядом на соседнем перекрестке живет девочка, имени которой я не помню. Ее мама тоже часто куда-то уходит, оставляя ее без ключей от дома. Но мы маленькие, поэтому нам ничего не стоит пролезть во двор в щель под забором, как это делают собаки, и объесться в сенях сырым тестом, которое ее мама поставила с утра.

В нашем съемном доме холодно и сыро, но зато нет никакой “живности”. Именно там мы остаемся совсем без денег. Чтобы поесть хоть что-то, мама варит из одного куриного кубика бульон. Здесь же я наедаюсь испорченных рыбных консервов, мне становится очень плохо, приезжает скорая. Мое маленькое сиреневое детское одеялко, которые мы обычно возим с собой, навсегда пропахнет рвотой и этими воспоминаниями о голоде.

В конце концов, мама сдается и мы отправляемся к тете Ларисе (наверное, занять денег). Там меня, конечно, сажают за стол “без всяких разговоров” и кормят самым вкусным на свете борщом. Мама стыдится того, что я такая голодная, она одергивает меня, но я вижу лишь лучистые глаза тети Ларисы, которая говорит: “Ну, что ты, Таня! Какая ерунда”. Я набрасываюсь на тарелку, жадно уплетаю ярко-красный суп, имеющий неповторимый запах, который я запомню навсегда.

VII

Большая квартира со странной планировкой, где не в каждую комнату можно попасть из коридора. Крошечная кухня, на потолке черно-зеленая плесень, от которой нет спасения. Темная коричнево-рыжая ванная