— Негусто, — заключил я в итоге и порылся в лапше. — Чтоб меня, одна говяжья осталась? А, плевать, все равно в желудке все одинаково.

Дождавшись, когда закипит вода, я открыл пакетик с лапшой и достал оттуда два пакетика поменьше: с приправой и с овощами. Уж не знаю, какие там овощи, но хотя бы их видимость уже придавала каплю аппетитности.

В нос ударило перцем. Чихнув, я отправил все это в воду, аккуратно поместил внутрь брусок лапши, уменьшил огонь и засек на часах пять минут.

Честно говоря, стоило запаху «бульона» распространиться по округе, как живот заурчал, причем одновременно от голода и от тошноты. За последнее время я сожрал столько этого мусора, что не удивился бы, если бы в желудке появилась парочка прожженных этой химозой дыр.

Но нам ли выбирать?

Пропищал таймер. Я выключил огонь, снял кастрюлю с плитки и поставил ее перед собой, вытянув из кармана пару палочек для еды.

Первая проба.

— Мм-м, вкуснота, — пробормотал я, выдавив из себя радостную улыбку.

Самовнушение – страшная сила. Говорят, однажды один парень проиграл в споре, и ему пришлось съесть целую миску собачьего дерьма. Так вот чтобы сделать это, он представил себе, что ест его любимый печеночный паштет, и у него получилось. Проблема в том, что он так себе это внушил, что потом не мог избавиться от желания отведать добавки, и пару раз его даже поймали за собиранием собачьего кала на улице.

Конечно, потом он ни разу не попадался, зато стал заядлым собачником и даже выпустил свою марку натурального собачьего корма с разными вкусовыми добавками. Видимо, решил разнообразить рацион.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как прикончил всю порцию. Посуду я мыть не стал. Во-первых, чтобы экономить воду, а во-вторых, зачем ее мыть, если все само отмоется при следующей готовке?

Логично, я думаю.

Убрав все обратно под навес, я приоделся в чистое – точнее, в то, что успело отстоятся на свежем воздухе пару недель, – и плеснул себе в стакан остатки дешевого красного вина из бутылки.

Небольшой градус как раз подходил для поднятия бодрости. С другой стороны, хватило лишь на глоток, и я снова столкнулся с привычной проблемой.

— Запасы заканчиваются.

Плечи невольно опустились.

Я подошел к краю крыши и взглянул вниз. Я так часто это делал, что от высоты голова давно не кружилась. Разве что все чаще появлялось желание сделать еще шаг.

— А что плохого? — прошептал я самому себе. — Я ведь устал. Нет, правда устал. Очень сильно… Никто не посмеет меня за это осуждать. Я сделал все, что мог. Когда наступит моя очередь отдохнуть? Вы все ушли, оставили меня здесь одного, поэтому вы не имеете права меня осуждать…

Внезапно затрезвонил будильник на часах, знаменуя полдень.

Я вздрогнул. Этот писк вывел меня из транса, и я обнаружил свою ногу в воздухе прямо над бездной. Резкий страх пронзительно кольнул сердце, и я в ужасе отстранился, рухнув спиной на крышу.

— Снова ты за свое…

Дыхание срывалось. Страх перед смертью медленно сменял страх перед собственной глупостью. Я едва не совершил худшую ошибку, едва не бросил ее одну, как бросили нас все остальные когда-то.

В горле встал колючий ком. Перед глазами все поплыло от слез, и я поспешил взять себя в руки, заталкивая слабую, настоящую, версию себя обратно в глубины подсознания.

— Соберись, тряпка!

Я похлопал себя по щекам, после чего расслабился и посмотрел на безмятежное небо.

— Это все только в твоей голове. Да, лишь в голове… Когда дни похожи одни на другой, появляется впечатление, что это не они однообразны, а один и тот же день повторяется раз за разом. Это вызывает давление на психику. Ни больше, ни меньше. Время по-прежнему идет.

Я уставился на часы.

Цифры сменялись каждую секунду.

Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…

— Время идет, — повторил я, пытаясь справиться с мечущейся в груди паникой.

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

— Да, время идет…

Выдохнув, я поднялся на ноги и перевел взгляд ниже. В отличие от неба, на земле не было никакой красоты и безмятежности. Скорее уж одно отчаяние. Покосившиеся здания, заросшие улицы, погнувшиеся фонарные столбы. И дороги – да, дороги.

Помню, в школе один из учителей на уроке сравнивал дороги с жилами человечества. Мол, они соединяют людей в один огромный великий организм, правящий целым миром.

— Ну и где теперь твой мир, а? — хихикнул я. — В заднице. Там, где и все мы. Что бы ты сказал теперь, старый мудень? Посмотри на них. Они ссохлись, потрескались, обратились в ничто.

Если это его жилы, то человечество – обычный брошенный труп, пустая оболочка, которую пожрет природа и не подавится.

— Никакие мы не правители мира, несчастный ты маразматик. Мы и собой-то править не в силах.

Подняв бутылку, я замахнулся изо всех сил и отправил ее в полет. Она пролетела по воздуху, сверкая на свету темными гранями, пока не врезалась в крышу ближайшего магазинчика, с хлопком разлетевшись на осколки.

Стало полегче.

— Ладно, пора собираться. Сам виноват, что забыл про ее день рождения. Теперь придется спуститься. Заодно и наберу продуктов.

Покончив с рефлексией, я прихватил валявшийся рядом с лежанкой пустой туристический рюкзак, застегнул на предплечьях и голенях защиту, натянул наколенники и прикрепил к поясу с левой стороны ножны с охотничьим ножом. В карманы я отправил неиспользованный перцовый баллончик и маленький перочинный ножик, а в руки взял заточенный кусок металлической трубки, обернутый в двух местах для удобства изолентой.

Взгляд опустился на импровизированный «бронежилет» из двух толстых листов металла, соединенных кожаными ремнями, и покореженный мотоциклетный шлем.

— Нет, этого достаточно, иначе будет слишком тяжело. Ты же не в первый раз выходишь, верно? Никого там уже давно не осталось. Туда и обратно – разве сложно?

Кивнув самому себе, я закинул в рюкзак лежавшую рядом с выходом мини-кувалду и пару раз подпрыгнул на месте.

— Да, сойдет. Нельзя забывать, что груза станет больше. Если даже кто-то остался, придется бежать или уклоняться. Не стоит перекрывать себе обзор или жертвовать маневренностью. Туда и обратно – быстро. Часа или двух должно хватить. Отыщу какой-нибудь подарок, прихвачу припасов и сразу же вернусь.

Я снова взглянул на небо. Солнце по-прежнему бесстрастно взирало на мир, а облака безмятежно плыли куда-то на восток, подгоняемые ленивым