Выбежав в понедельник на обеденный перерыв, направляюсь к живописной кафешке недалеко от офиса. Дождь барабанит о зонт, скатывается по листьям зелёных деревьев.

Захожу в кафе, быстро заказываю сырники и чай, и сажусь в самый уголок, привычное мне место. Расправившись с обедом, раскладываю на столе захваченные из дома бумаги. Работа закончена, осталось только листы по порядку разложить.

"А что потом? Потом то что? Ну разложишь ты их, а делать с ними что будешь?" — противно нудит внутренний голос.

Все хорошо. Это все в моей голове. Только в моей голове.

Отмахиваюсь от нудящего голоса и поправляю потекшие формулы на листах. Хорошо, что быстро их убрала, а то восстанавливать бы пришлось гораздо больше.

Бросаю взгляд на часы на стене. Десять минут осталось. Пора возвращаться. Сгребаю бумаги и быстро собираюсь.

Под карнизом кафешки задерживаюсь ненадолго, чтобы раскрыть зонт.

"Девушка, можно вас на минуту?" — спрашивает откуда-то из-за спины голос.

Оборачиваясь, вижу немолодого мужчину. Видимо, за мной из кафе вышел. Только вот зачем?

"Интересные у Вас записи, однако. Простите, что влезаю не в свое дело, но это же доказательство гипотезы Римана?" — спрашивает он, спокойно смотря на меня.

Немного ошарашенная, киваю. Мало кто может понять, чем я занимаюсь.

"Что ж, тогда могу ли я попросить Вас заглянуть ко мне на днях, когда сможете. Я в Вузе практически все время. Поговорим про Ваше доказательство" — говорит мужчина, протягивая мне визитку.

Не находя слов, только киваю. Мой собеседник улыбается и, развернувшись, исчезает в кафе.

Я смотрю на кусочек бумажки в руках.

"Профессор математики" — читаю я. Понятно, почему он понял, что я делаю.

Быстро засовываю визитку в карман, раскрываю зонтик, и бегу в офис. Опаздываю, опять начальник шкуру спустит.

Стою перед входом в университет, теребя в руках прямоугольник визитки. Стискивая в руках бумаги, смотрю на возвышающееся здание. Оно такое большое, а я такая маленькая. Чувствую себя букашкой.

Закрываю глаза, вдыхаю и выдыхаю, открываю глаза, и уверенно иду ко входу.

Все хорошо. Это все в моей голове. Только в моей голове.

"Где же Вы были все это время! И на вступительных экзаменах умудрились провалиться!" — восклицает профессор — "Да Вы же находка! Ваша работа мир перевернет! Я теперь за Вами следить буду, вдруг Вы куда-нибудь потеряетесь. Наша наука не переживет такого удара".

Я смеюсь в ответ на его похвалы.

"Ну что Вы" — говорю я — "Меня сама судьба с вами свела".

Закрываю глаза.

Все хорошо. Все будет хорошо.

Улыбаюсь.

Это все в моей голове. Только в моей голове.

Всегда хотела стать математиком.

Живая душа

Начну, пожалуй, с того, что у меня нет пола. У меня его никогда не было. Все просто — я цветок. Я стою на обычном подоконнике обычной квартиры в обычной многоэтажке. Точно так же, как и сотни других цветков. Я ничем не отличаюсь от остальных представителей моего вида, это в порядке вещей. В конце концов, я всего лишь растение.

Она поливает меня каждый день. Заботливо собирает сухие листы, упавшие на пол, и любуется моими тонкими ветками.

Я осторожно тянусь к Ней и забираю Ее мысли себе. Чтобы не мешали.

Сегодня Она радуется. Видимо что-то хорошее случилось. На губах играет лёгкая улыбка, Она невесомыми шагами ходит по комнате, иногда выуживая из шкафа книгу.

И я цвету. Цвету, потому что Она счастлива. Цвету, потому что я Ее цветок.

"Боже мой, какая красота" — ахает Она и дотрагиваться пальцем до красного бутона. "Зима, а ты цветешь, какое чудо" — достигает Ее голос моих листьев и застревает в ветках.

Пока Она смеётся, я цвету.

В течение следующих нескольких дней улыбка медленно улетучивается с Ее лица. Ее как будто стирают ластиком — она постепенно гаснет и испаряется.

Я медленно вяну вместе с ней.

Листья засыхают, и падают на пол, покрывая его жёлтой хрустящей подстилкой. Она собирает их своими изящными руками. Она не говорит ни слова — только вздыхает. Вздыхает, каждый день поливая меня по вечерам.

И я вздыхаю вместе с Ней.

Пока однажды Ее эмоции не меняются.

Я чувствую, как Она тихо плачет, так, как может это делать только Она — не издавая ни звука. Слезы скользят по Ее щекам, оставляя мокрые дорожки, скатываются на одежду, оседая солеными пятнами.

Она молчит.

Она пытается вытереть их ладонями, но слезы снова упрямо скапливаются в уголках Ее глаз и прорываются изнутри наружу.

Она всё ещё молчит.

Так умеет плакать только Она.

Я плачу. Я плачу, потому что Она все ещё поливает меня по вечерам и собирает мои засохшие листья. Я плачу, потому что я Ее цветок.

Смола выступает у основания моих листов, такая же прозрачная, как капельки человеческих слез. Но она застывает и остаётся там, как вечная метка грусти.

Моя смола — след Ее печали.

Поливая меня следующим вечером, Она внезапно останавливается и приглядывается к моим побегам.

"Ты что, плачешь?!" — восклицает Она и осторожно снимает капельку смолы пальцем.

Я тянусь к Ней, и чувствую, как на Ее глазах снова наворачиваются слезы.

"Все просто " — пытаюсь сказать Ей я "Ты смеёшься, и я цвету. Ты плачешь, и я плачу. Потому что я твой цветок".

Пытаюсь и не могу. И в первый раз в жизни жалею, что я просто обычный цветок.

На следующий день Ее взгляд случайно падает в полутемный угол.

Алый бутон, пожухлый и увядший, тот самый бутон, который так неожиданно появился зимой, прячется там в полумраке подоконника.

Она наклоняется и бережно берет его обеими руками. Даже пожухлый, он, кажется, чувствует Ее прикосновение, и прожилки в моих листьях сжимаются и