– Спасибо за сигарету, – говорит Лу.

– Не стоит благодарности.

Батист наклоняется и целует ее в обе щеки. Лу встает, прощается с ним.

– Понятно, да. Au revoir, Батист. – Винсент театрально машет вслед уходящему Батисту, как будто назавтра не увидит его снова в музее искусств.

– Женщина по имени Винсент, – с придыханием произносит Лу, когда они остаются вдвоем. Лу пахнет летом и чем-то темно-зеленым, напоминающим лес в родном Кентукки. Но откуда? Может, смешал какое-нибудь древесное масло с лимонной водой, брызнул в воздух и прошел сквозь облачко? Вообще, пользуются ли пульверизатором парни лет двадцати с небольшим? Может, он намазал подмышки, где буйная растительность – она мельком видела темные густые кусты, когда была полоса безбожной жары. Против воли она еще вспоминает его белую футболку с кармашком и короткие шорты, золотую цепочку без кулона, что он иногда носит на шее. Его летнюю обувь, Nike Killshot 2s с темно-синими эмблемами. Над ними – кремового цвета шишковатые голеностопы. Как она превращается в наэлектризованную мокрую веревку, когда в классе Лу откидывается на стуле, скрещивает ноги и кладет альбом на колено.

* * *

– Я ненадолго… У меня сегодня гости. Готовлю пасту, – говорит Винсент. До этого момента в девяноста процентах случаев Лу получал лишь фрагментарные толкования о том, кто она. Вот еще. Ничего не поделаешь.

– Батист будет? И Мина?

– Нет… они заняты.

– Я не занят и обожаю пасту, – замечает Лу.

– Ничего особенного. Пасту обожают все.

– Можно мне сегодня поужинать с тобой пастой? – непринужденно спрашивает он, будто эти слова сами по себе способны отпереть дверь ее квартиры. Растрепанная романтичная прическа, волосы закрывают уши; он убирает локоны за одно из них. Куртка расстегнута, и Винсент замечает свободный ворот рубашки – под оранжевыми лучами почти вечернего солнца цепочка сверкает, словно и она наэлектризована.

– Лу…

– Мне пока не верится, что тебя правда зовут Винсент, – говорит он.

Из кафе доносится шум, макушка официантки двигается вверх-вниз, когда она нагибается и выпрямляется, нагибается и выпрямляется. Винсент наблюдает за ней в окно, а сама под столом впивается ногтями правой руки в ладонь левой.

– Ты все время так говоришь. Тогда называй меня мисс Уайльд.

– Какая паста, мисс Уайльд?

Винсент допивает кофе. Официантка спрашивает, хочет ли она повторить, но она отвечает non, merci. Лу говорит oui, merci, соглашаясь на добавку, хотя отпил лишь половину кофе.

– Сначала хотела приготовить соус путтанеска… а теперь, увы, получится его упрощенная версия, – отвечает она, думая только о соусе. Блейзер Батиста цвета болоньезе, ее шарф – васаби. Она смотрит на Лу каким-то ненасытным взглядом.

– А, проститутские спагетти[6], – отвечает он. – Кого ждешь на ужин?

– Ты задаешь много вопросов, – после продолжительной паузы говорит она.

– Это плохо, мисс Уайльд?

– Опять вопрос.

Сигарета и кофе – Винсент прикуривает следующую, кофейная чашка пуста.

– Мне пора, – говорит она, не двигаясь с места.

– У тебя есть муж? Я спрашивал у Батиста, он уклонился от ответа. Обручального кольца ты не носишь, – говорит Лу.

– Так ты задаешь кучу вопросов не только мне, но еще и Батисту.

– Да, о тебе… иногда.

Винсент смотрит на него и одними губами говорит вау.

– Любишь проститутские спагетти? – спрашивает она.

– Я люблю проституток.

– Я тоже люблю проституток, – с вызовом говорит Винсент.

– Муж сегодня будет? Это и его дом?

– Почему ты решил, что у меня есть муж, хотя обручального кольца я не ношу?

– Ну, ты носишь вот это, – говорит он, коснувшись кольца с большим матовым лунным камнем на ее указательном пальце.

– Так. Это кольцо. Но точно не обручальное.

– Но ведь кольцо.

– Надо же, какой проницательный. Слушай, мне действительно пора, – говорит Винсент.

– Слушай, напрашиваться слишком невежливо, да? Я бы хотел в гости.

– Лу…

– J’ai faim![7] Накорми меня, пожалуйста. Я помогу. Ведь на пропитание себе надо заработать! – просит он, сидя по другую сторону и молитвенно сложив руки.

Квартира принадлежит ее родителям. Раньше она, бывая в городе вместе с сестрой и братом, являлась сюда и пользовалась квартирой, когда та была свободна от жильцов. Теперь Винсент сама «жилец», хотя денег родители с нее ни за что не возьмут. Деньги им не нужны, они живут кочуя и чувствуют себя как дома, где бы ни находились. Сейчас они в Риме.

* * *

Гости придут только через час. По пути к ней домой говорит в основном Лу, потом он вместе со своими коричневыми ботинками Chelsea поднимается с ней по лестнице, похожий на взбудораженного щенка, который вот-вот описается. Она представляет, как расскажет о нем сестре и как они будут, фыркая, хохотать над этом мальчиком-щенком. Какое у них совместное любимое занятие? Ржать над мужчинами. Любят похохотать и над Киллианом, если смешно. Винсент думает о Киллиане, открывая дверь квартиры: у них с Лу одни и те же чертовы ботинки Chelsea. У принца Гарри такие же. У принца Гарри и у Лу – цвета арахисовой пасты, у Киллиана – шоколадные. Она, видимо, так проголодалась, что думать может только о еде.

– Я пускаю тебя лишь потому, что не хочу, чтобы ты умер с голоду. Мой долг – накормить человека. Это из Библии… можешь справиться, – говорит она, вешая на крючок рядом с дверью сумку, пальто и шарф. Соус болоньезе готов и получился идеальным – она поняла это по запаху, встретившему их уже в прихожей.

– Вы добрая христианка, мисс Уайльд. – Он снимает куртку и аккуратно складывает ее на диванном подлокотнике.

– Брр. Кончай с «мисс Уайльд». Звучит диковато. Пусть будет Винсент, – предлагает она, входя в кухню с ощущением, что она протекла. Так и месячные на неделю раньше начнутся, а все потому, что здесь, в квартире, Лу со своей мускулистой и темной нежностью – у нее за спиной, в каждом промежуточном пространстве.

Она снимает крышку с тиховарки и деревянной ложкой мешает соус. Пробует. «У-у, вкусно как, – сердито думает она, – все остальное не важно: ни прошлое, ни настоящее, ни будущее, – только один соус», – а винит она в этом свои мозги под влиянием ПМС.

Лу у нее в квартире, они одни. Как это случилось? Она всерьез задумывается, что будто бы совершила виток во времени. Летом примчалась из США во Францию и стремительно перенеслась в другое измерение, где к ней домой с ее согласия приходят какие-то двадцатилетние в полосатых рубашках и задевают ее чувства, демонстрируя буйную молодость, привлекательность и неистово сумбурную сексуальную энергию. У Лу бывают периоды непрестанного и