повсеместного движения, будто в комнату ворвался осиный рой. Это уж слишком! Он вообще не останавливается. Может делать сальто назад? Пробежать километр за три с половиной минуты? Скакать на лошади? Выполнять те сложные движения дино[8] в скалолазании, которые так охотно демонстрировал Киллиан, когда их освоил?

Но вместо того чтобы вспоминать о Киллиане, она представляет себе тело Лу, когда он все это выполняет.

Винсент слышит, как скрипит от его шагов пол в гостиной. Кажется, он везде одновременно, но тут он появляется в кухне с ее шарфом, обмотанным вокруг шеи, и взятым с подоконника черепом из желтого стекла.

– Memento mori, – говорит он, легко цокая им по стойке. – Вещь что надо. Как же вкусно здесь пахнет, Винсент.

Он выделяет ее имя, каждый раз произносит его так, будто оно чрезвычайно важно. Еще летом, в первый день на уроке журналирования[9], она представилась и дала студентам первое задание.

Составьте список любимых слов. Не надо усложнять. Например, я очень люблю слово «кисть». В слове «кисть» нет ничего необычного, но для меня оно красивое. Записывайте слова, сколько можете, на любом языке. А если имеется особая причина вашей любви к слову… связанные с ним особые воспоминания – запишите и их. Если слово напоминает вам песню, или цвет, или фильм, или конкретного человека, или конкретный момент, запишите это. Потом мы все это нарисуем.

Помните, вы на занятиях в музее. Вы можете остаться или уйти. Говорить или молчать. Вы все оплатили. Чего вам хочется и чего не хочется – ваше личное дело. Мы с вами тут все взрослые. Удачи!

Она закончила, Лу поднял руку. Когда она кивнула, он произнес ее имя со знаком вопроса.

– Так и есть.

– Как… у Ван Гога.

– Да-да. Точно, как у Ван Гога.

– Вы обучаете искусству, и вас зовут Винсент, в честь Ван Гога.

– Так и есть.

– Винсент… мне нравится это слово, – сказал он.

– Хорошо. Спасибо, – сказала она, к лицу прилила кровь.

– Ваши родители художники?

– Да. Оба.

– Успешные художники?

– Да. Даже очень.

– Как их зовут? – спросил он. Кое-кто из студентов слушал их разговор, остальные уже принялись писать и делать наброски.

– Э-э, их зовут Аврора Томпсон и Соломон Корт… «Солоко» – так подписывает папа свои работы.

– Я о них слышал. Ваша мама засадила себя на зиму в теплицу, а ваш папа работал над неоновыми обложками с граффити для тех групп вроде Funkadelic… Названий я не помню… но сразу узнал имена ваших родителей. Забавно, да? – сказал он.

– Да. Забавно, – в ужасе повторила Винсент.

Кто-то еще из студентов сказал, что тоже слышал о Солоко и что он «сильно напоминает Баския».

При этом ее папа не только оформил неоновые альбомные обложки тех групп, но и был автором песен, сочинившим в середине семидесятых и начале восьмидесятых целую кучу необычных музыкальных хитов. Те песни до сих пор используются в рекламе, фильмах и телевизионных передачах, и огромной долей своего состояния родители обязаны именно этому факту.

– Да. И – бац! – теперь я услышал и о вас… их прекрасной дочери, – сказал он. Его слова вызвали глухой возглас у одного из студентов.

– Да, немало, – сказала она. – А раз уж мы об именах, как ваше?

– Лу. Как волк[10].

– Волк, – перевела она.

– Волк, – повторил он и просунул язык между зубами.

– Это мой шарф, – говорит она ему на своей кухне.

– Он пахнет тобой. Ничего, если я поношу?

– Как бы соусом не закапал…

– Я нравлюсь тебе не настолько, насколько ты нравишься мне…

– Cмотри-ка! Обернись и посмотри вон туда. – Винсент указывает ему за плечо, чтобы посмотрел в окно на мужчину из соседнего здания, на два этажа выше. Тот опять стоит голышом, врубил музыку трайбл и бьет себя по животу. – И так каждую неделю.

Лу оборачивается к окну и смеется. Хлопает по стойке, посуда звенит.

– Кстати, ты мне вполне нравишься, но шарф пачкать соусом я тебе не позволю! Мне его брат подарил.

– Сколько у тебя братьев? – интересуется Лу, продолжая смотреть в окно на барабанящего мужчину. Когда Винсент увидела этого человека в первый раз, ей показалось, что таким образом он удовлетворяет самого себя, так что она, вскрикнув, присела на корточки и боялась опять поднять глаза. Просидела так минут, наверное, пять, а когда осмелилась опять взглянуть, то четко увидела, как обе его руки бьют по груди и животу, не опускаясь ниже. Теперь Винсент стоит рядом с Лу, наблюдает.

– Ах, как я проголодалась, – говорит она, сглатывая слюну при мысли о соусе. Лу, не отрывая взгляда от голого мужчины, берет из вазы на столе клементин[11] и начинает его чистить.

– Une faim de loup, – говорит он. – Проголодалась как волк.

Он прав. Так и есть. Проголодалась как. Изголодалась по.

– У меня старший брат и младшая сестра, – говорит она. Закончив чистить, Лу засовывает в центр клементина большой палец и, вытащив, протягивает фрукт Винсент. Она ест, не поблагодарив.

– Как их зовут?

– Зачем тебе?

– Только затем, что ты мне нравишься.

– Угомонись. Тебе двадцать четыре года.

– Сам знаю, сколько мне лет. Однако спасибо, что и ты не забыла. Merci.

– Их зовут Тео и Моне.

– Твои родители не отступают от темы.

– Нет, не отступают.

– Брат с сестрой тоже художники?

– Разве все мы не художники… в чем-то?

– У меня младшая сестра, – говорит он. – А клементин тебе понравился. Хорошо! Я его сделал для тебя.

– Да ладно. Ты всего лишь почистил его для меня, – возмущается Винсент, как будто он серьезно.

– Ах, тсс, я сделаю тебе клементин когда захочешь, Сент-Винсент Ван Гог. А потом нарисую тебе натюрморт из кожуры, обрамлю полотно и даже приду и сам повешу тебе на стену, – говорит он, сгребая со стойки свернутые кожурки и убирая их в карман.

– Решил их стащить?

– Нет. Ты мне их сама отдала, – говорит он.

Винсент ест, наблюдая за голым мужчиной в окне.

– Ты считаешь его симпатичным? – спрашивает Лу.

– Да нет.

– Хоть немного?

– Возможно… немного… если поближе рассмотреть, – пожав плечами, отвечает она. – Как ему не холодно, ведь он совсем нагишом да с открытым окном?

– Ты любишь мужчин?

– Да, конечно, – говорит она, стараясь унять сердцебиение.

– А этот барабанщик будет среди гостей? Он твой приятель? – Лу кивает на окно.

– Ах да. Конечно. Он мой лучший друг. Сейчас быстренько оденется и явится ко мне на порог. Мы с ним ста-арые приятели, ага.

– Правда? Во сколько же приходит он и все остальные гости?

– Минут