class="p1">Письмо ушло неделю назад. На конверте были указаны только город, улица и номер дома без адресата. Взглянув на него, бабушка озабоченно поморщила лоб.

— Ну, пусть идет на деревню к дедушке! — вздохнула она. — Кто-нибудь да получит!..

Это письмо еще больше сдружило Мадлен и Жака — оно было их общим делом.

И вот теперь Жака нет. Он исчез…

Позавчера, когда Мадлен видела его в последний раз и когда они вместе возвращались из школы, Жак был просто невыносим. За два франка, сэкономленные от завтрака, он купил водяной пистолет. Нажмешь на курок, и струя воды летит вперед на несколько метров.

Он то и дело отставал от Мадлен, сзади прицеливался в нее и кричал:

— Ты ограбила банк!.. Сейчас я тебя застрелю!..

Волосы и спина у Мадлен стали совсем мокрые. Сперва она по-хорошему просила его перестать, но это только еще больше распаляло Жака.

— Ах так, ты, значит, боишься справедливого возмездия!.. — кричал он и стрелял снова.

Наконец Мадлен не вытерпела и бросилась бежать. Это было уже совсем недалеко от дома… Лучше бы она тогда не оставляла его одного!..

Два часа спустя обеспокоенная мадам Шантелье постучалась в их квартиру и спросила у Мадлен, не знает ли она, где Жак. Мадлен удивилась, что Жак до сих пор не приходил домой. Может быть, сломался пистолет и он пошел его обменить?..

Но прошел еще час, и еще один час, а Жак все не появлялся. Мадлен сидела на подоконнике и смотрела во двор, — его не было. Наконец она не вытерпела и, несмотря на протесты бабушки, пошла к Шантелье. Она застала мадам Шантелье в слезах. Посреди комнаты, горестно опустив плечи, стоял отец Жака. В руке у него была какая-то бумажка. Мадлен поняла, что случилась беда. Уж не связано ли это с письмом, которое они послали в Россию?

— Надо заявить в полицию! — сказал Шантелье. — Они не имеют права!.. Бандиты!..

Мадам Шантелье рыдала:

— Ради бога, не делай этого!.. Они его убьют!..

Оказалось, что Жака похитили. Он уже был возле самого дома. И вдруг исчез.

…Теперь Мадлен стояла в лавке и слушала разговор мадам Дюбуа и Марии об этом событии. Слушала, хотя они повторяли то, что ей давно известно.

Никаких новых подробностей нет. Да и откуда им быть? Мадам Дюбуа предполагает, что его похитили два незнакомца, которых она видела тогда на другой стороне улицы. Но они ли это?..

Только один человек на свете знает немного больше, чем другие. Он бы мог об этом сказать, но не хочет. И его молчание терзает Мадлен…

Наконец Мария расплатилась и собралась уходить.

— Пойдем ко мне, Мадлен, — сказала она по-русски.

— Сейчас не могу, — так же по-русски ответила девочка. — Мне надо подождать отца.

Мадлен часто бывала у Марии. Она любила возиться с ее малышами, особенно нравилось ей купать их, тереть их розовые спинки, слушать их веселый писк.

О чем бы они с Марией ни заводили разговора: о погоде, о повышении цен на картофель или о взрыве атомной бомбы в штате Невада, бабушка обязательно находила повод ввернуть несколько слов о своем доме.

Мария называла ее «недорезанной буржуйкой» и после разговора с ней еще больше тосковала по родине. Она не знала, живы ли ее отец, мать и сестра. Мария писала в Одессу по старому адресу, в тот дом, где прошло ее детство, но ответа не получила.

С Мадлен Мария отводила душу, ведь та была единственным человеком, с которым она могла поговорить по-русски. И Мадлен тщательно оберегала от бабушки свои отношения с Марией…

Мадам Дюбуа не терпела, когда они при ней начинали разговаривать по-русски.

— Слушайте, вы! — крикнула она. — Перестаньте трещать на своем тарабарском языке или я заявлю в полицию о новом заговоре русских!

Мария засмеялась, подтолкнула Мадлен вперед, помахала мадам Дюбуа рукой, и они вышли из лавки.

— Приходи вечерком! — сказала она Мадлен. — Сегодня я купаю ребят!..

— Обязательно приду! — пообещала Мадлен.

Когда Мария скрылась в воротах, она прижалась к выступу стены и стала смотреть вдоль улицы, по которой двигался поток машин. Из всех одинаковых, как десять тысяч близнецов, такси ее наметанный глаз тотчас узнавал машину отца, как только она появлялась вдали.

День был серый и дождливый. В такой день дома кажутся особенно темными, а улицы безрадостными.

Худенькая, в голубом, туго подпоясанном плаще, Мадлен, несмотря на свои двенадцать лет, казалась совсем малышкой. Ее тонкие ножки зябли на ветру. Ей давно бы пора пойти домой. Ведь, вернувшись, отец сразу поднимется наверх. Но на это уйдет несколько минут, а Мадлен не хочет их терять. Она должна узнать все как можно скорее. Она волнуется. Сегодня в школе она была так невнимательна, что учительница, мадам Жозетт, обычно добродушная и снисходительная, сделала ей замечание.

…Вдруг Мадлен сорвалась с места и побежала вдоль тротуара навстречу тормозящей машине.

Сквозь залитое дождем ветровое стекло на нее глядело размытое, в водяных струях, лицо отца. Мадлен показалось, что он смотрит на нее с улыбкой.

Вот хлопнула дверца. И отец уже стоит на тротуаре, высокий, сумрачный, в своей серой куртке и форменной фуражке шофера. Но обычной улыбки, которой он всегда встречает Мадлен, нет на его лице. Мадлен понимает — дело плохо, очень плохо.

Отец обнимает ее за плечи, и они идут рядом к своему дому.

— Ты что-нибудь узнал? — спрашивает Мадлен.

— Нет, ничего! — отвечает отец.

По лестнице он шагает быстро, сразу через две ступеньки, Мадлен едва поспевает за ним. Ей кажется, он что-то знает, но не хочет сразу сказать.

Войдя в квартиру, отец быстро скинул куртку, привычным движением бросил на столик перед зеркалом фуражку и крикнул:

— Мадам Жубер!..

Никто не отозвался. Он заглянул на кухню, потом и комнату и удивленно оглянулся на Мадлен.

— Я тебя накормлю, — сказала она.

— А где же мадам Жубер?

Мадлен не ответила. Отец недовольно кашлянул. Вернулся в переднюю, снял ботинки и надел туфли на мягкой подошве.

— Сколько сейчас времени? — спросил он.

— Два часа, — ответила ему из кухни Мадлен.

— Мне кажется, русские церкви работают круглые сутки!..

Он долго мылся в ванной, а Мадлен разогревала ему еду. Больше всего в жизни она любила те редкие часы, когда они оставались с отцом вдвоем и она чувствовала себя в доме хозяйкой. Она мечтала сварить луковый суп, такой же душистый, какой варила в школе мадам Элен, учившая домоводству. Но это случится гораздо позже, когда она перейдет в пятый класс.

Наконец отец сел за накрытый стол. Мадлен поставила перед ним бутылку