дремоту. Снял рубаху, сапоги, штаны и по скользкому местами глинистому берегу медленно спустился в воду. Водичка освежала. Была чуть прохладнее воздуха. Но только чуть.

Степан оттолкнулся от дна и поплыл. Озеро напоминало по форме надкушенный бублик. Бублик наоборот. Берега скрывал камыш, росший почти на всём протяжении внешней стороны бублика, а в центре на полуострове расположились старые кряжистые ивы. Густые их кроны полоскали в водах озера свои длинные затейливые шевелюры, напоминающие волосы русалок с вплетенными в них водорослями и цветами. Они красиво отражались в воде, сверкающей в редких лучах восходящего солнца, иногда прорывающихся сквозь полотно тумана. Туманная взвесь при этом тоже слегка поблескивала.

— Ух ты! Волшебство, да и только, — шепнул Степан, и получилось что-то типа: буль-буль, буль. Вода чуть не хлынула в рот. Он поплыл дальше и вдруг увидел впереди изящную головку девушки. Её белокурые волосы веером распластались по воде, вздрагивая в такт движениям. Она плыла метрах в десяти от Степана, плавно раздвигая воду руками.

Вскоре незнакомка повернула к берегу, и он увидел её чудесный профиль. Медленно поднимаясь из воды, волнующе обнажалось белое гибкое тело. Девушка слегка повернула голову и хитро посмотрела на Степана. Её губы зашевелились:

«Мы завьём венки… мы на все святки́… мы на все святки».

Звук также как накануне не лился в уши, а возникал где-то в извилинах его мозга… и повторялся… повторялся.

Степан смотрел как заворожённый и даже грести перестал, взглядом ловя слова, слетающие с её полных розовых губ. Он занырнул, чтоб сбросить морок, а когда вынырнул, услышал, как она тихо засмеялась звонким задорным голоском, накидывая поверх нагого тела длинный полупрозрачный наряд, словно сшитый из тумана.

— Степан, пойдём… Степан! Пошли со мной… идём… не отставай, — толи говорила, толи телепатически транслировала она, бросая на парня взгляды, один призывнее другого.

И Степан, как послушный щенок, вышел на берег и, осторожно ступая босыми ногами, последовал за ней. Она шла, временами оборачиваясь, лукаво поглядывая и одаривая завораживающей, соблазнительной улыбкой. Словно играя. Волосы серебристым водопадом спускались с плеч, подсвечиваемые таинственным светом блуждающих огней, мерцающих в воздухе тут и там. Всё расплывалось перед глазами у Стёпы, только она оставалась чётким ориентиром в окружающем его волшебстве.

«Приворожила, ведьма проклятая», — вертелось у Степана в голове. При этом всё существо его трепетало от одного лишь брошенного красавицей взгляда.

Они вышли на небольшую поляну, и незнакомка, наконец, подошла непозволительно близко, взяв Степана за руку.

— Здесь мой дом… Иди за мной… Стёпушка…

Приподняв одну из прядей плакучей ивы, она провела его в слабоосвещённый грот. Грот плавно переходил в мерцающую золотистыми отблесками пещеру, из которой расходились в разные стороны коридоры, соединяющие её с чередой других залов. С потолков свисали тонкие занавеси, кристаллы светильников маячили в нишах. Незнакомка, как центр мироздания, вырисовывалась чётко. Остальной мир вибрировал, плыл мутным отражением в воде…

«Фея? Неужто фея?»

Фея, это волшебное создание продолжала держать его за руку и вести всё дальше сквозь извилистую анфиладу залов. За каждым поворотом его встречали восторженные лукавые взгляды. Девушки хихикали, глядя на него, и смущенно прятались за полупрозрачными занавесями. Наконец его чаровница остановилась. Он понял, что находится в спальне с большой круглой кроватью посередине. Одним движением руки прекрасная незнакомка толкнула его на ложе, и Степан провалился в мягкую, словно облако, перину.

Щурясь, Стёпа посмотрел на свою коварную обольстительницу.

В комнату караваном потянулись девушки с блюдами, полными фруктов, ягод, припудренных сладких десертов, напитков. Степана, как важную вип-персону, или младенца несмышлёного, кормили с рук, поили, а насытив, внезапно исчезли. Осталась лишь она — его чаровница.

Голова клонилась ко сну.

«Спать нельзя. Нет. Не спи, Стёпка! Всё это колдовство, и фея в любой момент может превратиться в безобразную ведьму. Как пить дать!» — бродили в его голове беспорядочные мысли.

Фея смотрела улыбаясь. Видно, её забавляла эта неистовая борьба. Степан моргнул, и вот синие глаза совсем близко. Руки скользнули по бедрам. Степан напрягся. Обычно инициативной стороной был он…

Время текло медленно, нега, словно мёд, разливалась по телу, а фея всё не отпускала. Он впадал в небытие, просыпался и снова растворялся в неге. Иногда сознание прояснялось, и молодой человек, набравшись духу, поднимался, решаясь сбежать. Плутал анфиладами комнат в поисках выхода, но снова оказывался в спальне с круглой кроватью.

— Разве здесь ты ни в раю? — слышался в голове голос синеокой красавицы. — Что ещё для счастья надо?

— Свободы… Я воли своей не чувствую…

Озёрная фея только смеялась на это, продолжая манить, вставая на пути к свободе. Опьяненный, пошатываясь, он шёл на звуки её чарующего голоса не в силах сопротивляться.

— Отпусти меня. Отпусти! Чувствую, изведёшь ты меня. Выпьешь до дна и выкинешь, как ненужную игрушку на болото… Отпусти.

— Хитрый ты, Степан. Сам же пришёл. А теперь отпусти.

— Отпусти. Позабавилась и хватит. Сил моих нет.

— Хорошо. В шахматы играть со мной будешь? Обыграешь — отпущу.

— В шахматы? А что, думаешь, не сумею? Играем!

Несколько раз Стёпан был близок к тому, чтобы поставить мат. Но фея невероятным образом выигрывала. И снова вела на ложе.

Так за игрой прошло ещё несколько дней. По крайней мере, так казалось Степану. Словно здесь в бессмысленном, но приятном препровождении пролетают дни его жизни, недели, а может, даже месяцы.

Вскрылась тайна шахматного мастерства феи совершенно случайно. Он заметил, что шахматы перемещались по доске, сами меняя положение. Почему Степан раньше этого не замечал, понятно: в голове по-прежнему стоял туман. Почему заметил сейчас? Может, чары феи ослабли? Может, отвлеклась она и не успела затуманить его разум? Только открытие это Степана сильно взбудоражило:

— Нет уж! — подскочил Степан. — Ты обманываешь меня, колдовка!

— Поймал? — засмеялась она весело. — Каюсь! Поймал ты меня, Стёпушка. Не думала, что так глупо получится. Ладно, отпускаю тебя. Иди.

Степан встал и пошёл, качаясь на ходу. Долго он бродил из залы в залу, где смешливые феи, хихикая, наблюдали за его бесконечным блужданием. И тут услышал издалека гулкое:

— Степан! Степан!.. Отзовись. Ау! Где ты! Стёпка!

Степан ухватился за голос, как за тонкую нить Ариадны, пошёл, и вскоре оказался на поляне перед пещерой. Сил уже не оставалось, сон сморил, и он, упав лицом в ароматную землянику, уснул.

В сознание парень пришёл только через три дня. Вокруг, плотным кольцом сгрудившись, стояли родственники.

— Наконец-то! Мы тебя сутки искали.

— Ты слышишь меня? Что-нибудь слышишь?

— Ну, ты дал… — эхом разносилось по больничной палате. А Степан смотрел на них и улыбался. Он решил никому