Вообще-то Игорь не любил вспоминать тот поход, после которого возвращаться в Киев пришлось с позором. Но сейчас история представлялась в ином свете. Тем паче что и солнце взошло над краем земли, согревая воздух и душу.

Стал Игорь рассказывать, как гоняли в Царьград[4] большие ладьи с мехом, воском и рабами, как отбивались по пути от печенегов, хазар и другого лихого народа, промышлявшего вдоль семи днепровских порогов. Как перетаскивали ладьи с грузом вручную, как потом теряли людей и товары в водах Черноморья, как решил Игорь завоевать Боспор, чтобы самому власть над проливом заиметь. Тысячу ладей с ратью повел в поход, думал ударить внезапно, да только булгары[5] византийцев упредили заранее и василевс[6] Роман первым нанес удар. Близ маяка Фарос попали ладьи под разливной греческий огонь, стали вспыхивать одна за другой, а уцелевшие по морю разбежались, где их добивали и топили дромоны и триеры[7] византийцев.

Игорь с уцелевшими дружинниками укрылся на боспорском берегу, где никто не догадался их искать. Два дня и две ночи ждали они появления вражеских кораблей с огненными молниями, однако остались незамеченными и, чудом прорвавшись через пролив, на нескольких ладьях уплыли восвояси.

– Так и спаслись, – закончил Игорь, обводя взглядом притихших слушателей, – хотя никто уж не надеялся. На все воля божья. Авось и теперь удастся избежать смерти.

Он умолк, услышав приближающийся конский топот. От шатра Мала к пригорку скакали трое верховых. Древляне свистели, визжали и скалились, явно предвкушая потеху.

«Кончать будут, – понял Игорь. – Вот и вся воля божья. Не дождешься меня, Ольгушка».

Ноги ослабли, но он заставил себя встать, давая понять, что он здесь за всех своих людей в ответе. Остальные повели себя по-разному. Одни, следуя примеру Игоря и Ясмуда, тоже поднялись с травы, другие остались сидеть, словно надеясь, что их не заметят и забудут.

Солнце стояло уже на два пальца выше лесной кромки и наливалось золотым дневным светом. Однако Игоря снова затрясло, несмотря на разливающееся по склону тепло. Чтобы скрыть дрожь, приходилось делать много мелких, ненужных движений и крепко стискивать зубы.

– Что, падальщик киевский? – спросил с веселой злостью древлянин, горяча своего коня так, чтобы тот теснил грудью Игоря. – Пришел твой час. Сейчас получишь свое сполна. Мал ждет.

Подобно другвитам, кривичам или северянцам, говорил он на понятном, хотя на слегка ином языке. Все они выплачивали дань Киеву и обычно казались смирившимися со своей долей, даже дружелюбными. Но теперь маски были сброшены.

– Веди, – сказал Игорь, не отступая перед гарцующим конем. – Я готов.

Дрожь прошла. Голос звучал ровно и ясно. Обращаясь к древлянину, Игорь смотрел ему в глаза и знал, что взгляд его прям. «Вот каков я», – успел подумать он, прежде чем на него набросили аркан, повалили и поволокли вниз по склону.

Петля прихватила одну руку, оставив свободной другую, которой Игорь безуспешно пытался избавиться от петли. Никто и никогда не подвергал его подобному унижению.

– А ну! – кричал он, кувыркаясь. – Стой! Пусти, пес! Сам пойду.

Всадник не слышал, подбадривая коня залихватским посвистом. Его товарищи отстали, чтобы скакать вровень с заарканенным пленником, смеясь над ним и выкрикивая что-то издевательское.

Игорь слышал плохо и видел урывками: лошадиный круп с презрительно задранным хвостом, синее осеннее небо с близкими быстрыми облаками, клочья травы и земли, летящие из-под копыт. Он взлетал, падал… скользил… опять взлетал, опять падал. Рот наполнился медным вкусом крови, рубаха задралась, портки сползли. И все бы ничего, но понимал Игорь отчетливо, что после такой пробежки и казнь ему будет назначена соответствующая: низкая, болезненная, лютая.

Всадник протащил его через ложбину, поднялся на соседний холм, где стоял шатер с волчьим хвостом на пике. Ободранный, лохматый, с мусором в волосах, Игорь сел. Мал смотрел на него сверху вниз, упершись кулаками в бока.

– Ну шо? – спросил он. – Прискакал, князек? Пора ответ держать.

– Зачем… так… со мной? – спросил Игорь, все еще задыхаясь.

Глаза Мала покраснели после вчерашних возлияний, но выглядел он расчесанным и умытым. Кафтан из заморской парчи был наброшен прямо на плечи, рукава свободно болтались вдоль могучего тела. Острая шапка с меховой оторочкой сидела на самой макушке.

– Заче-е-ем? – переспросил Мал. – Коли волк повадился к овцам, то вынесет все стадо, если его не убить.

– Не волки мы, – возразил Игорь, садясь прямо. – Овчарки. Псы сторожевые, что в обиду вас не дают.

– Псы, говоришь? Что ж, будь по-твоему. Собачью смерть тебе назначу. Попомнишь, как Коростень грабить. – Плюнув в сторону пленников, Мал обратился к своим дружинникам. – Ну-ка, браты, гните деревья. Вон те. – Он указал пальцем на березовую рощицу в отдалении. – Был один Игорь, станет два. Оба смирные.

Гогоча, поскакали, побежали люди от шатра к березам, пронзительно белым на фоне неба. Ужасом обдало Игоря, как будто ледяной водой из ушата облили.

– Да ты что, князь? – выкрикнул он, еще не веря, что все это всерьез, не понарошку. – Умом тронулся? Почто бесчестишь равного себе? Руби мечом, бей копьем, коли надумал, а позорить не смей.

– Не ровня ты мне больше, – надменно произнес Мал. – Уговор нарушил? Нарушил. Пришел как тать[8] – как тать и сдохнешь. Мало тебе было? Всего захотел? Так я сам все твое отберу. – Он повысил голос. – Берите его. Ведите.

И откуда только силы взялись у Игоря? Одного дружинника отбросил, другого. Третьему в ухо так двинул, что только сапоги мелькнули, а там и ему кулаком перепало. Брызнули звезды из глаз, померк мир, а когда прояснилось снова, то уже тащили Игоря, заламывая ему руки, голову выворачивая. Хрипел, скалился, косился дико, будто жеребец, а шел, мелко переступая.

Эх, прибили бы на месте! Но нет, вели, тащили волоком, под конец и вовсе на руках несли, сопя, толкаясь, пересмеиваясь.

– Сейча-ас… Сейчас узнаешь.

Когда сбросили на землю, как мешок, и принялись вязать, Мал уже был рядом – прохаживался нетерпеливо. Игорь завертелся, задергал руками и ногами, да путы держали крепко. Лежал он между двух деревьев, склоненных верхушками к земле и удерживаемых в таком положении толстыми веревками, обвитыми вокруг пней.