Следующий шаг мамы был тоже простым – создать невыносимую обстановку для родной сестры с мужем в надежде на то, что те не выдержат и уберутся восвояси. Для начала мама сказала папе, что муж Лены изнасиловал ее, пока все были на работе. При этом папа был крайне удивлен, с какой легкостью она произнесла эти слова – как будто это было незначительным событием в ее жизни. Никто до сих пор не знает, было ли это правдой или нет, но папа очень сильно рассердился и в тот же вечер подрался с Лесиком. Обстановка в доме действительно начала накаляться, но семья Лены не сдавалась и комнату не покидала.

Тогда мама забеременела и решила родить ребенка, хотя, положа руку на сердце, она не сильно хотела стать матерью. Но так как после моего рождения сестра всё еще не соглашалась покидать комнату, мама благополучно отправила меня в Москву – до лучших времен. Через год к этой войне охотно присоединилась моя бабушка, вернувшись со мной из Москвы и поселившись всё в той же злосчастной комнатушке, за которую теперь боролось восемь человек.

Мама, папа и бабушка теперь сделались настоящими союзниками. Они не гнушались никакими методами, чтобы избавиться от тети Лены и ее семьи. В ход шли жалобы и письма местным властям, порочащие тетю Лену и ее мужа. Их обвиняли в самых страшных грехах, и молодой адвокат папа четко обозначил статьи Уголовного Кодекса, по которым «враги народа» Лена и ее муж должны были быть отправлены в Сибирь. Даже в 50-е годы это всё еще практиковалось – Сталинская эпоха породила несколько поколений доносчиков.

Но тут заступились соседи, написали большую петицию местным властям, и отвоевали для Лены жизнь на свободе и возможность воспитывать своих детей. Но и это не остановило маму – ее неисчерпаемое воображение рождало всё новые и новые планы. После очередной неудачной кляузы директору института, где работала Лена, мама бросила в ход следующее оружие – «Тест на выживание». По ночам враждебной семье не давали спать – папа включал свет и громко декламировал свои стихи. Ему же надо было где-то практиковать свои первые шаги в литературе! Так как он всё равно нигде не работал, он мог хорошо отоспаться днём и набраться сил для очередной битвы. Тётя Лена и её муж продолжали жить на своей территории.

Первыми не выдержали мои родители. В один прекрасный день они собрали свои скудные пожитки, забрали меня и бабушку и отправились всё в тот же город Горький. Там они сняли комнату, нашли работу, и жить стало намного легче. Но это длилось недолго, так как через пару месяцев дом, в котором мы жили, сгорел дотла. Ходили слухи, что хозяева сами его подожгли, чтобы получить новое жилье от государства. Во время пожара папа и мама были на работе, и бабушка успела вынести только меня. Таким образом, сгорели все наши вещи и документы, и мы опять остались на улице. Но тут пришла хорошая новость – тёте Лене предложили работу в другом городе, и она уехала со своей семьей по распределению. Она больше никогда не вернулась в эту злосчастную комнату, которая, наконец, досталась маме в вечное пользование.

Это был мамин звёздный час! Сначала она пыталась уехать в Киев одна, но папа настоял на том, чтобы она взяла бабушку и меня, пока он останется и какое-то время поработает в Горьком – в Киеве работу было найти трудно. Возможно, маме не удалось найти приличного предлога для того, чтобы нас оставить, и поэтому ей пришлось нас взять с собой. Но по прибытии в Киев она прописала в комнату только себя – бабушка и я остались незарегистрированными, без прописки. Такого поворота событий папа не смог стерпеть и поэтому тут же, разъяренный, прикатил в Киев, прописав в комнату не только бабушку и меня, но и самого себя. Его любимая жена и верная союзница оказалась коварной предательницей и теперь пыталась разорвать союзнические узы и избавиться от всех участников конфликта, включая их собственную двухлетнюю дочь.

В ответ на папину незапланированную прописку мама бросила в ход своё следующее смертоносное оружие – кокетство и соблазнительный шарм, в чем ей не было равных! Она стала приводить домой мужчин, пытаясь опять создать в семье невыносимую обстановку. Пока она развлекала своей красотой и телом очередного поклонника, мы с бабушкой, под общее сочувствие соседей по квартире, отсиживались на кухне у плиты. Вернувшись с работы, папа обычно восстанавливал порядок – спустив мужчину с лестницы и устроив маме большую головомойку. Скандалы не прекращались ни днем, ни ночью. Именно тогда у меня начались ночные кошмары, я постоянно «заболевала» и меня увозили в больницу по Скорой помощи. По крайней мере, там я чувствовала себя в полной безопасности. Больничные тишина и покой мне были уже давно знакомы…

В конце концов, папа не выдержал такого семейного счастья и развелся с мамой. Мне было всего три года, но даже после развода мы продолжали жить в одной комнате, по одной простой причине – нам некуда было деваться. Мама по-прежнему, без всякого зазрения совести, приводила мужчин, заявляя, что это её комната, и она будет делать всё, что ей заблагорассудится. Когда папа напоминал ей о материнских обязанностях, она возмущённо отвечала: «Это ты меня уговорил родить, это ты хотел Таню – вот теперь её и воспитывай!». Еще она любила говорить соседям, что ничего не чувствует по отношению к дочери, как будто те собирались ей по этому поводу сочувствовать!

Я была совершенно юной, чтобы что-то понимать, и поэтому предпочитала держаться в стороне. Как и все рядовые советские дети, я ходила в ясли, потом в детский садик, а в перерыве между больницами и болезнями, играла со сверстниками во дворе. Мы жили на большой горке в центре города, где было множество двориков, и в летнее времямы играли с соседскими ребятами в бесконечные разбойники и лапту, а зимой катались на лыжах, санках или коньках.

Дома я играла со своей единственной куклой и ухаживала за ней, как настоящая мама. Даже в этом возрасте я знала намного больше о материнстве, чем моя взрослая мама.

В общем, всё было, как у всех нормальных детей, только я жила с людьми, к которым совершенно не была привязана. Я называла их папой и мамой, но они были далёкие и чужие. Большую часть времени они не обращали на меня внимания, и были заняты только собой. Я же, в свою очередь, жила в своем собственном детском мире, где их практически не существовало. С самых пелёнок они не прикасались ко мне, не кормили, не пеленами. Им никогда не знакомо было это трепетное родительское чувство, когда хочется прижать к себе драгоценное маленькое существо, защитить его от всех напастей, дать ему свою бескорыстную любовь и ласку, заботу и поддержку. Так получилось, что я жила в своем мире по имени Одиночество, куда никогда не ступала нога моих родителей.

Еще в больнице я выучила свой первый урок – сколько бы я не звала и не плакала, никто не придет и не успокоит меня. Благодаря этому уроку я превратилась в тихого безропотного ребенка, который ничего не требует от взрослых и никогда не докучает им своими бесконечными просьбами, желаниями или дурацкими вопросами. Я всегда находила для себя занятия, и в возрасте пяти лет даже сама научилась читать, что было для меня предметом особой гордости.

Мои родители и я продолжали быть соседями по комнате, живущими вместе по какому-то странному стечению обстоятельств. Я не хотела знать, почему они спорят и ругаются, почему они ненавидят друг друга и почему они такие обозленные и безразличные. Я не спрашивала себя, почему мама потеряла всякий стыд, и приводит к нам домой такое количество незнакомых мужчин. Я просто заблокировала все свои чувства по отношению к членам своей семьи. Возможно, поэтому у меня не осталось никаких радостных детских воспоминаний – я не помню ни любви, ни подарков, ни дней рождений. Я не помню ничего. Потому что ничего этого не было…