Бартон невозмутимо напомнил:

— Здесь дама. Я вас понял.

— Дама слышала это и по-русски, — ухмыльнулся тот. — Она ж из местных.

Вдруг он схватил меня за руку, едва не вывихнув кисть, и отшвырнул к дороге, по которой я пришла. Я лишь успела пискнуть:

— Пол!

А им только того и надо было, потому что англичанин рванулся на зов, и в тот же момент взвыла пила, взметнулся фонтан ссохшейся крови той самой сосны, которую мы пытались защитить. Кто-то ударил Пола в спину, он упал возле меня, но тут же сел и горестно застонал:

— О…

— Я только помешала вам, — признала я в раскаянье. — Я все испортила!

Словно только сейчас вспомнив, Пол обратил ко мне внимательные глаза и вдруг сказал:

— Очень храбрая девочка.

— Я?!

— Очень. Вы даже не знали… в чем дело.

— Я не храбрая. Я просто не успела испугаться.

Я не стала говорить ему, что я — попросту сумасшедшая. Он все равно не поверил бы, потому что сейчас я выглядела вполне нормальной.

— Я проиграл, — бесстрастно произнес Пол. — Я всегда проиграл…

"Проигрывал", — мысленно поправила я.

— Их много, мистер Бартон. А вас не поддержали даже ваши друзья.

Он мотнул головой:

— Это не друзья. Они видели, что я гулял в этом лесу. И позвали.

— А я вас тут никогда не встречала.

Но Пол не ответил. Он сидел, вытянув на траве кровоточащую ногу и обхватив колено другой. Теперь я разглядела, что короткие седые волосы прорежены поперек узкой плешью, которая отделяла ровный, как у малыша, чубчик. Пол заметил, что я смотрю на него, и часто заморгал, но ничего не спросил. Тогда я сама заговорила:

— Вам надо перевязать рану. Подождете? Я сбегаю домой и принесу бинт. Я живу совсем близко.

— Помогите мне, — попросил он. — Я не хочу быть здесь.

Я ухватила его большую руку и потянула, что было сил. Поднимаясь, Пол даже не охнул.

— Можно? — спросил он, задержав руку над моим плечом.

Никто из "GREENPEACE" к нам так и не подошел. Я понимала, зачем им понадобился Пол. Они надеялись, что статус иностранца действует все так же безотказно, как в старые времена. И решили отсидеться за его спиной.

Мы поковыляли в сторону моего дома, и я в который раз порадовалась тому, что живу рядом с лесом. Пол молчал, предоставляя мне возможность прийти в себя и сообразить наконец, что же произошло. Я отправилась погулять и увидела кошмар, что само по себе было для меня не удивительно. Если б только этот кошмар не обернулся реальностью…

— Зачем они пилят деревья? — спросила я, потому что до сих пор этого не знала.

Его рука, обхватившая мои плечи, была тяжелой и горячей. На мгновение я представила себя фронтовой санитаркой, что уводит с поля боя раненого. У него уже начинается жар, потому он такой горячий… Спохватившись, я с тревогой заглянула в увлажнившееся лицо: а ведь и вправду может начаться жар! Губы у Пола побелели, и он часто хватал ртом воздух, как рыба на суше, но скорее от боли, чем от жара. Скосив на меня глаза, он опять несколько раз быстро моргнул и с одышкой произнес:

— Эти люди строят коттеджи. Другим людям. Вы называете их "новыми русскими". У нас никогда не было такого… понятия "новый англичанин". Просто нувориши.

— Это одно и то же, — я попыталась отвлечь его от боли, пока мы не добрались до моего дома. — Откуда вы так хорошо знаете русский?

— Я учил, — просто ответил Бартон и, на секунду прикрыв глаза, перевел дыхание. — Я плохо знаю… Меня всегда интересовала Россия. История, искусство… Революция! Я мечтал приехать сюда. Хоть туристом.

Я удивилась:

— Так вы не турист?

И сразу вспомнила, как он сказал, цепляясь за сосну: "Я тоже здесь живу".

Но Пол уже немного обиженно ответил:

— Нет. Я приехал учить детей своему языку.

— Гордитесь тем, что английский стал языком международного общения? — спросила я с некоторой ревностью.

— Почему — горжусь? — удивился Пол. — Это не моя заслуга.

Вой пил позади нас внезапно стих, и мне почудилось, что сейчас за нами организуют погоню. Я оглянулась, положив подбородок на руку Пола. По дороге за нами тянулась неровными пятнышками узкая дорожка, и я ужаснулась: "Да из него сейчас вытечет вся кровь! Что я тогда буду делать?!"

Преследователей не было. За нами гнался только серый рак. Он тянул по небу длинные клешни и с каждой секундой подкрадывался все ближе, грозя обрушить на нас поток воды, от которого его свинцовый хвост разбух до гигантских размеров. Наверное, рак тащил ее в себе от самого моря, его исторгшего. Моря такого же серого и опасного, как он сам.

— Не смотрите на них, — негромко сказал Пол. — Они хотят, чтоб мы смотрели.

Я не на них, я на рака, — машинально ответила я и спохватилась: разве можно говорить такую правду?!

Бартон даже перестал хватать ртом воздух и совсем замедлил шаг.

— Я знаю, — неуверенно начал он, — у слова "рак" два значения. Вы о каком говорите?

— О том, что с клешнями. Он на небе, взгляните сами, — пристыженно пробормотала я.

Остановившись, он и вправду задрал голову, и я опять увидела его смешную макушку. "Сколько ж ему? — попыталась я угадать. — Он старше меня лет на тридцать, никак не меньше…" Потом выяснилось, что все же на двадцать пять. Но тогда это было также беспредельно.

— Да, — невозмутимо признал Пол, — это рак.

— Вы правда его видите?

Он взмахнул свободной рукой, обрисовав контуры нашего преследователя.

— Конечно!

А я-то думала, он слишком стар для того, чтобы увидеть. Дело было вовсе не в слабости глаз, просто для этого требуется особое зрение. Почему-то меня обрадовало, что англичанин обладает им.

Потеряв равновесие, Пол оперся о больную ногу и в первый раз за все это время застонал так тонко и жалобно, что мне даже показалось, будто этот звук издал кто-то позади него, а не сам Пол Бартон — здоровый и немолодой человек. Если б я была покрепче, то приподняла бы его над землей — так я подхватила его.

— О! — вскрикнул он. — Так нельзя! Тяжело.

— Чуть-чуть осталось, — пролепетала я. — Видите впереди желтый четырехэтажный дом? Там я живу. Этот дом построили еще в семидесятые годы, специально рядом с лесом. В нем поселили деятелей искусства, чтоб вдохновлялись.

— О, — вновь протянул Пол с каким-то непонятным выражением. — Вы — актриса?

— Что вы! Разве я похожа на актрису?

Он опять забыл о своей ноге и радостно разулыбался. Передние зубы у него были белыми и крупными. Когда он улыбался, верхняя губа поджималась, и Пол становился похож на зайца. Добродушного немолодого отца большого заячьего семейства. Вот только самого семейства у него не оказалось. Ему не у кого было погладить маленький пушистый хвостик.