Получив это сообщение, сотрудница полиции в считаные минуты распознала описанного свидетельницей подозреваемого в толпе людей, сгрудившихся в конце перекрытой улицы. Он глядел на то, как взрывают подозрительный предмет, и явно нервничал. Патрульная потребовала у него удостоверение личности, и он драпанул.

Ему удалось отбежать от нее на несколько десятков метров, но один из стоявших там полицейских все же поймал его. Никакого удостоверения личности у Узана не было, и попытку побега он отрицал, как и какое-либо отношение к чемодану. Мужчина уверял, что оказался там, потому что вышел купить хлеба и молока. Он отказывался назвать номер своего паспорта, но его убедили это сделать. При проверке в уголовной базе данных выяснилось, что на нем висит несколько дел, в основном связанных с передачей наркоты.

– Доказательства мы предъявим, когда посчитаем нужным, – сказал Авраам. – А пока расскажите, что вы делали утром на улице Лавон.

– Да что и любой другой. Воздухом вышел подышать, – ответил Узан.

– Нашей сотруднице вы сказали, что пошли за хлебом и молоком. То есть свою версию вы меняете?

– Что я ей сказал? Никакой версии я не менял. Я вышел подышать свежим воздухом и купить молока.

– И шли за ним до самого Лавона? Далековато от вашего дома.

– Ага.

– И что так?

– А почему я должен вам отвечать? Имею право покупать молоко, где захочу, разве не так?

– Отвечать вы не обязаны. Запишу так: «Не пожелал объяснить, что делал на улице Лавон».

В отличие от предыдущего расследования, перед Авраамом сидел подозреваемый, хорошо знакомый с полицейскими следственными камерами. Когда ему задавали вопрос, который мог его запутать, он отвечал не сразу, а медлил, пока не находил подходящий ответ.

– Я пошел туда, потому что в нашей лавчонке сильно задолжал. Теперь ясно? – сказал он.

– А зачем вы остановились смотреть на разминирование?

– Знаете, сколько туда нахлынуло народу? Нашли подозрительный предмет. Я и остановился взглянуть, что да как.

– А когда наша сотрудница попросила предъявить документы, сбежали?

– Да не сбегал я, я ей это уже объяснил. Я как раз собрался уходить и не расслышал, как она меня позвала. И тут два мента накидываются на меня и заявляют, что я драпаю…

– А вы вовсе и не драпали?

– Вы что же, решили, что я драпанул? Поверьте мне, если б я решил драпануть, ни один мент меня не захапал бы!

Что-то в ответе Амоса смутило Авраама. Он открыл рапорт об аресте и понял, в чем дело, после чего поднял глаза и обвел ими комнату, будто оценивая ее размеры. С потолка ее освещали две флюоресцентные лампы. На фотографии Узана, лежавшей в папке с его делом, лицо было гладко выбритым, но с тех пор у него отросли усики в стиле Чарли Чаплина, которые, в отличие от ногтей, выглядели очень ухоженными.

– А где же хлеб и молоко? – спросил инспектор.

– Чего?

– Где хлеб и молоко, которые вы купили?

– Не успел. Улицу-то перекрыли.

Авраам улыбнулся.

– Ясно. Так вы, наверное, дико проголодались… Да и, в общем-то, какая у вас связь с детским садиком?

– Никакой у меня связи ни с каким детским садиком! Слава Господу, у меня нет детей.

– Зачем же вы тогда подбросили туда чемодан с муляжом взрывчатки?

– Да вы спятили! Говорят же вам, что никакого чемодана с муляжом взрывчатки я не подбрасывал. У вас всех точно солнечный удар.

Возбуждение улеглось. Вместе со страхами, возникшими у Авраама с приходом в эту комнату. Он сидел в правильном месте. Стал самим собой, вернулся к своей должности, к делу, которое умел выполнять лучше всего другого. Если б Узан знал, что бомба в чемодане – просто муляж, он бы так не влип. Инспектор предложил ему налить себе воды из кулера, стявшего в другом конце комнаты, возле двери, но Амос отказался:

– Я пить не хочу.

– Попить нужно обязательно. Мы тут проведем еще несколько часов, и вам следует попить. А не то – обезвоживание организма. Идите попейте.

Авраам подождал, пока Узан встал с места и двинулся к кулеру. По пути он прошел мимо полицейского. Налил в пластиковый стаканчик холодной воды и снова прошел мимо него. Шел Амос гибким, неслышным шагом. Если верить свидетельнице, подозреваемый, подложивший чемодан к детскому саду, убегал медленно и, как ей показалось, прихрамывая. А патрульная, осуществившая арест, вроде бы доложила, что Узан, когда она попросила его предъявить паспорт, поскакал очень бойко, да и сейчас никакой хромоты у него не было.

У Авраама оставалось всего несколько часов для того, чтоб решить, направлять ли Амоса на продление ареста, и было уже ясно, что этого не случится. На часах было полтретьего. Из Узана слова не вытянешь, и к вечеру, самое позднее завтра утром, его отпустят домой. А инспектор до сих пор не знает, освободит ли он невинного человека, вышедшего поутру подышать свежим воздухом да купить пакет молока и буханку хлеба и арестованного по ложному подозрению, – или же выпустит типа, который утром подложил на ведущую к детсаду тропинку чемодан с чем-то вроде муляжа взрывчатки.

– У нас также есть свидетельство, что человек, подкинувший чемодан, был в фуфайке с капюшоном, – сказал он. – Разве не странно, что в такую жару человек надевает фуфайку с капюшоном?

– Да что вы из себя строите?! – разорался Узан. – Какое вам дело до моей одежды?! Может, я утром мерзну… А чего вы нацепили на себя полицейскую форму?

На самом деле Авраам не был одет как полицейский. Вместо униформы на нем были белые, по щиколотку брюки и новая рубашка персикового цвета. Формально он еще числился в отпуске.

* * *

Он вернулся в Израиль за несколько дней до этого. В начале сентября. У него еще оставалось несколько дней отпуска, до окончания Рош ха-Шана, и он собирался посвятить их подготовке квартиры к приезду Марьянки. Ранним утром, как только рассвело, Авраам поехал на море в Тель-Авив, по щиколотку погрузил ноги в воду и, глядя на мягкие волны, закурил первую сигарету. Вода была теплой. Когда он был в Брюсселе, то до непонятности скучал по морю. На улице дул хамсин, какой приходит в конце лета, было нечем дышать, но внутри инспектор чувствовал легкость, какой раньше и не ведывал. Он носил теперь тонкие просторные рубашки таких расцветок, про которые прежде и не думал, что станет надевать подобное. Марьянка сказала, что они ему жутко идут. Они решили, что когда она приедет, то вместе обустроят квартиру. Купят разные электроприборы, которых не хватает, подновят стены и покрасят их в более живые цвета. Может, даже переделают ванную комнату и кухню. Авраам решил начать менять кое-что уже сейчас. Главное – это выбросить старый хлам. Закопченные кастрюли и потрескавшиеся тарелки из кухни, выцветшее постельное белье, застиранные полотенца… Он запихнул в нейлоновые мешки шмотки, которые уже не наденет, и освободил полки в шкафу, стоявшем в спальне.