Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели всем охотникам обязательно напиваться до бесчувствия? Ведь завтра, во время охоты, нужна ясная голова. – Я вопросительно поднимаю брови. Дрю копирует мое выражение.
Мы с ним почти одного роста и одинаково сложены, оба черноволосые и унаследовали черные глаза от мамы. Смотреть на него – все равно что смотреться в зеркало, где отражается моя более мужественная версия.
– Времени до заката хватит с избытком, чтобы подлечить головы и желудки. У нас ведь есть охотничий эликсир. Он лучше всех справляется с похмельем.
– Завтра будет не обычная охота.
– Нам ли об этом не знать. – В его голосе проскальзывают жесткие нотки.
Не желая больше спорить, я пожимаю плечами, и Дрю считает тему закрытой.
Мы вместе входим в кузницу – одно из самых больших зданий в Охотничьей деревне. Она немного выделяется на фоне прочих жмущихся друг к другу местных каменных домов, походящих на зубы во рту вампа. Все они крыты соломой, а кузница, как и крепость, может похвастать черепичной крышей. Мы ныряем в тень деревянных навесов над фасадом и оказываемся внутри.
В центре помещения царит кузнечный горн. От него в разные стороны тянутся деревянные столы, обычно заваленные лезвиями и инструментами. Однако сегодня на них стоят еда и кувшины с напитками.
Кузница – центр жизни Охотничьей деревни, ведь всем в тот или иной момент нужны услуги кузнеца. И сегодняшний вечер не исключение.
Пивовар принес бочонок свежего эля и здесь же открыл. Вокруг толпятся фермеры, наслаждаясь плодами своего труда. Модистка рассказывает детям сказки, хотя тем уже давно пора в кровать. И сквозь весь этот шум доносится мерный стук – как будто бьется сердце Охотничьей деревни. Это мама, старший деревенский кузнец, щит всего поселения, ритмично поднимает и опускает свой молот. Из тугого пучка волос на затылке выбиваются темные пряди и прилипают к потным щекам. Несмотря на поздний час, мы еще работаем. Перед восходом кровавой луны дел невпроворот.
– Кстати, с кем ты разговаривал? – интересуюсь, пока мы с Дрю пробираемся сквозь толпу сплетничающих стариков.
– Когда?
– Совсем недавно. Вон там. – Я киваю на угол. Кем бы ни была та женщина, она не стала ждать возвращения брата.
– Сегодня я со многими общался. Говори точнее. – Он явно понимает, о ком я, и намеренно прикидывается глупым.
– Ладно, храни свои секреты. Но мама уж точно заметила. И от ее вопросов ты так легко не сбежишь.
– Обычная женщина. Ничего серьезного. – Дрю потирает затылок.
– Если твое «ничего серьезного» будет касаться каждой женщины в деревне, мама задаст тебе трепку.
Поставив ведро у горна, я зачерпываю совком немного угля и, чтобы унять разочарование, начинаю раздувать мехи. Дрю никто не запрещал танцы, чувства и прикосновения. Мне же… Я начинаю еще активнее работать мехами.
Бросив на меня оценивающий взгляд, мама возвращается к разговору с кожевником. Вид у нее суровый. Похоже, обсуждают что-то важное. Может, проблемы с последней партией кожаной одежды, которую мы передали охотникам для завтрашней ночи? Я тут же вспоминаю все пряжки, застежки, оплечья и крючки, которые ковала. Неужели я, сама того не понимая, допустила какой-то дефект?
– Еще никто не жаловался, – пожимает плечами Дрю. – В конце концов и я остепенюсь. Когда захочу.
– Наверное, здорово самому решать, с кем быть или кого взять в жены, – бормочу себе под нос.
На глазах у жителей Охотничьей деревни мне остается лишь с достоинством принимать отведенную роль, однако рядом с Дрю нет необходимости притворяться.
– Прости, Флор. Зря я так сказал.
Покачав головой, я со вздохом передергиваю плечами в попытке снять с них напряжение.
– Но ведь это правда.
– Возможно, скоро все изменится.
– О чем ты? – Сердце пропускает удар.
– Расскажу попозже.
– Но…
– В обычное время.
– Сегодня? Смотри, какой здесь дурдом, – шепчу я. Поверить не могу, что в присутствии стольких людей он упоминает о нашей полночной тренировке. – У нас не будет времени, чтобы…
Еще не успев договорить, я вдруг понимаю, почему Дрю решил, что нам удастся ненадолго улизнуть.
В кузнице становится тихо. Замолкает даже мамин молот. Она кладет его на наковальню и сует железо, с которым работала, в горн, на раскаленные добела угли. Все взгляды приковывает силуэт в дверном проеме, очерченный неестественным розоватым лунным светом.
Главный охотник Давос, без которого нашему миру пришел бы конец. Сгорбленный, внушающий страх мужчина в прекрасно сшитых бархатных одеждах, материал для которых специально для него привозят издалека. Он опирается на трость, украшенную серебряной головой ворона. Настоящий крупный ворон сидит у него на плече. При виде этой птицы по спине пробегает холодок.
Деревенские жители прозвали ее черными глазами главного охотника. У ворона есть имя – такое же неприятное, как и его взгляд. В самом его звучании слышатся пронзительные крики и скрежет ногтей по камню. Дрю как-то его называл, но я почти сразу забыла.
Легенды гласят, что за тысячи лет, прошедшие с основания крепости, ни один главный охотник не обходился без ворона. Когда занимающий пост человек умирает, ворон улетает в небеса, а после, с назначением нового, возвращается и садится ему на плечо. Кто-то даже утверждает, что с тех пор, как в основание кузницы заложили первые камни, и по сей день это всегда была одна и та же птица. По словам Дрю, ворона очень почитают в крепости, и обычно именно он выбирает из достойных кандидатов следующего главного охотника. Среди жителей есть даже те, кто считает птицу древним божеством, принявшим животный облик, чтобы защищать Охотничью деревню от вампов.
Если это правда, то старый бог плохо справляется со своей задачей. Пусть сам повелитель вампов не способен миновать Грань, но каждое полнолуние он насылает на нас чудовищ, чтобы напомнить о своем существовании. Да и приход кровавой луны этот божок, если верить слухам, никак не смог предотвратить.
– Приветствую вас, жители Охотничьей деревни, – начинает Давос в своей обычной усталой манере.
– Направляй и охраняй нас, – раздается в ответ хор голосов.
– Похоже, вам понравились сегодняшние гуляния, – улыбается Давос. Он пытается изображать заботливого отца, но мне в его словах чудится нечто неприятное, а блеск в глазах заставляет нервничать. И Дрю улавливает мое беспокойство.
«Давос крещен в крови наших врагов, – обычно объясняет брат. – За свою жизнь он видел больше вампов, чем любой из нас. И похоронил множество сородичей».
Здесь, в Охотничьей деревне, все насмотрелись на кровопролитие. В этом богами позабытом месте смерть – обычный гость.