жизнь. Твои спина и колени болят, поэтому тебе необходим отдых. Ты по-прежнему можешь проводить с ним время, когда захочешь, но не нужно изнурять себя долгими часами, ранним утром и, возможно, поздней ночью. Это несправедливо. И я не собираюсь тобой пользоваться. Точка. – Затем я снова обращаюсь к невестке: – Саммер, а может, ты? Ты бы замечательно справилась. Люк тебя любит. Я тебе не нравлюсь. И ты уже живешь на ранчо.

Я замечаю, как у нее дергается челюсть. Ей надоели мои вопросы, но мне не хочется оставлять своего мальчика с кем попало. Он – сущее наказание. И не одно. Но я не смогу должным образом поработать на ранчо этим летом без кого-то, кто бы позаботился о нем. Кого-то, кому я мог бы доверить его безопасность.

– Я же только включаюсь в новое дело, и эти летние месяцы – самые напряженные для меня. Не вариант. И перестань просить. Мне плохо от этого становится, потому что я люблю тебя и Люка. Но мы уже устали из кожи вон лезть, собеседуя людей только для того, чтобы добиться нулевого результата.

– Ладно, хорошо, – ворчу я. – Тогда я согласен на кого-то похожего на тебя.

В ответ она вскидывает голову и застывает.

– У меня идея. – Она подносит палец к губам, и Харви поворачивается к ней с немым вопросом в глазах.

Он выглядит чертовски обнадеженным. Если уж я устал от эпопеи с поиском няни на лето, то Харви, должно быть, совсем измучен.

Я хмурю брови.

– Кто?

– Ты ее не знаешь.

– У нее есть опыт?

Саммер пристально смотрит на меня, ее широко раскрытые темные глаза ничего не выражают.

– Да, у нее есть опыт общения с хулиганами.

– Она в меня не влюбится?

Саммер фыркает самым неподобающим для леди образом:

– Нет.

Ее уверенность, наверное, должна была бы меня задеть, но мне все равно. Я отталкиваюсь от стойки и провожу пальцем по ее поверхности.

– Отлично, подходит, – говорю я ей, выходя через заднюю дверь по направлению к своему дому и удаляясь от неразберихи, связанной с подбором подходящей няни для пятилетнего мальчика.

Мне просто нужен кто-то, кто бы мог войти в мою семью, а затем легко выйти из нее. Простой человек, но в то же время компетентный.

Всего на пару месяцев. Это не должно быть так сложно.

* * *

Я копаюсь в памяти, вспоминая, когда у меня последний раз был секс.

Или, по крайней мере, пытаюсь вспомнить.

Два года назад? Три? В январе, когда я провел ночь в городе? Как давно это было? И как звали ту цыпочку?

Женщина передо мной переступает с ноги на ногу, выставляя одно бедро; ее узкие джинсы обтягивают округлую задницу так, что это должно быть запрещено законом. Складки под ягодицами манят почти так же, как и взмах ее медных волос, рассыпающихся по стройной спине.

Она привлекает внимание. Обтягивающая рубашка заправлена в обтягивающие джинсы. Каждый чертов изгиб на виду.

Я совсем сбился со счета, но ее вид, стоящей передо мной в очереди за кофе, все равно заставляет считать.

Вывод таков: секс у меня был так давно, что я уже и не помню. Но нужно держать в голове тот факт, почему я даже не позволял себе думать о представительницах противоположного пола.

Я отец-одиночка. На мне одном управление ранчо. Миллион обязанностей. Слишком мало времени. Недосып.

У меня уже давно не было времени на себя. Я просто не осознавал, насколько давно.

– Чем могу вам помочь, мэм?

Женщина передо мной смеется, и смех ее похож на перезвон колокольчиков на заднем крыльце, когда в них танцует ветер – мелодично и воздушно.

Что за смех…

Я бы узнал его везде. Я определенно никогда не встречал эту женщину. Я бы запомнил его, потому что знаю всех в Честнат Спрингс.

– Мэм? Даже не знаю, как к этому относиться, – говорит она, и, клянусь, в ее голосе слышится улыбка. Интересно, а губы у нее такие же красивые, как и тело?

Эллен, управляющая «Ле Памплемус», маленькой изысканной кофейней в городе, улыбается ей.

– Как бы вы хотели, чтобы я вас называла? Обычно я знаю каждого, кто входит в мою дверь, но не вас.

А, дело не в моей памяти. Я слегка наклоняюсь вперед, надеясь уловить имя. Но один из работников выбирает именно этот момент, чтобы смолоть кофе, поэтому я скрежещу зубами от досады.

Понятия не имею, зачем мне имя этой женщины. Просто захотелось узнать. Я из маленького городка, мне позволительно быть любопытным. Вот и все.

Когда шум кофемолки замолкает, морщинистое лицо Эллен озаряется:

– Какое красивое имя.

– Спасибо, – отвечает незнакомка передо мной. – А почему заведение называется «Грейпфрут»?

С радостным возгласом Эллен улыбается из-за прилавка.

– Я сказала мужу, что хотела бы назвать место как-нибудь по-модному. Как-нибудь по-французски. Он ответил, что знает на французском лишь le pamplemousse. Вариант показался мне достаточно хорошим, и теперь это вроде как наша шутка.

При упоминании мужа ее взгляд смягчается, и я чувствую, как в моей груди вспыхивает зависть.

Вслед за ней мелькает раздражение.

Единственная причина, по которой я не ворчал из-за их медленной болтовни, заключается в том, что я был слишком занят, борясь с публичным стояком, вызванным смехом этой девчонки. При нормальных обстоятельствах меня бы взбесило, что поход за кофе занимает столько времени. Я сказал отцу, что вернусь за Люком – судя по моим часам – прямо сейчас. Мне нужно вернуться, чтобы встретиться с Саммер и человеком, который, надеюсь, станет няней Люка.

Но мои мысли блуждают так, как я не позволял себе уже много лет. Так что, может быть, мне следует просто насладиться мгновением. Может, это нормально – позволить себе что-то почувствовать.

– Мне, пожалуйста, средний, экстрагорячий, без пены, полусладкий…

Я слегка закатываю глаза и опускаю поля черной шляпы. Конечно, у незнакомки с потрясающей фигурой должен быть раздражающе длинный заказ со сложным напитком.

– С вас три доллара и семьдесят пять центов, – говорит Эллен, не отрывая глаз от сенсорного экрана кассового аппарата, пока девушка у кассы роется в своей огромной сумке, явно ища бумажник.

– Вот черт, – бормочет она, и краем глаза я замечаю, как что-то выпадает у нее из сумочки на полированный бетонный пол у ее обутых в сандалии ног.

Даже не задумываясь, я опускаюсь на корточки и подбираю черную ткань. Я вижу, как ее ноги поворачиваются, поэтому выпрямляюсь.

– Вот, держи, – говорю я хрипло, потому что нервы у меня на пределе. Навыка разговаривать с незнакомыми женщинами у меня нет.

Но