лучи вновь стали пригревать землю. Цветы, трава, кусты и деревья, напоенные влагой, обрели сочные краски. Громко запели птицы.

– Чудо! Неужели Господь услышал меня? – удивилась женщина.

Вместе с детьми она вышла на открытую террасу и глубоко вдохнула насыщенный озоном воздух.

– Обедать будем здесь. Было бы грешно сидеть сейчас в столовой, – произнесла она, радуясь приятной послегрозовой прохладе.

Пока принесли сухие стулья из дома и накрыли на стол, обедать сели вместо часа дня только в два.

– А как ты думаешь, мамочка, папа попал под дождь? – спросила Маля.

– Папа сейчас на репетиции в театре. Если там не снесло крышу, то он точно остался сухим, – рассмеялась Юлия Яновна.

После обеда дети побежали на скотный двор смотреть, как перенесли грозу их любимые корова Дашка и свинья Сонька, а мать, высоко подобрав подол платья, чтобы не намочить его в грязных лужах, прошла на конюшню.

– Федор, ты не забыл, что коляску на станцию для барина надо послать к четырем часам?

– Что вы! Как забыть? – обиделся конюх.

– Выезжай пораньше. Дорогу наверняка размыло, так ты уж побереги лошадь. Не гони.

– Как можно, – снова обиделся конюх.

Вернувшись в дом, Юлия Яновна заглянула на кухню дать последние указания Степаниде по поводу ужина, затем, в ожидании мужа, удобно устроилась в плетеном кресле на крыльце и открыла книгу. Она обожала романы о любви, покупала все новинки, присылающиеся из Парижа, читала их в подлиннике и в настоящее время была увлечена только что появившимся во французской литературе молодым писателем Ги де Мопассаном, смело описывающем чувственное влечение и адюльтер.

«Не забыть бы завтра с утра сходить в сельскую церковь», – подумала она, прежде чем погрузиться в любовные переживания героев.

Юлия Яновна Кшесинская, как и вся семья, была католичкой, и потому в здешнюю церковь не ходила, но теперь просто обязана была отнести туда десять рублей.

Сын и дочки играли с крестьянскими детьми на лугу в мяч. Их звонкий смех и крики не мешали ей читать. Она любила, когда дети веселились, в какой бы степени громкости это ни выражалось. Но время шло, а коляски со станции всё не было. Через открытые двери в дом Юлия слышала, как часы пробили пять. От станции до имения езды было не больше получаса. «Не случилось ли что?» – начала беспокоиться она. В седьмом часу она уже отложила книгу и, стоя на крыльце, в волнении стала смотреть на дорогу. Обычно муж после репетиций всегда приезжал из города трехчасовым поездом. Что же могло его задержать? «Лишь бы он был жив и здоров», – подумала она и перекрестилась. Но вот наконец из-за поворота показалась коляска.

– Папа, папа приехал! – тут же звонко закричала Матильда и побежала что есть мочи через луг навстречу.

Следом за ней поспешили и сестра с братом. Федор остановил коня, и дети ловко запрыгнули в повозку. Юляша с Юзефом заняли сиденье напротив отца, а Маля сразу забралась к нему на колени.

– Принцесса! – радостно воскликнул Феликс Кшесинский, обнимая её одной рукой, а вторую протянув своим старшим. – Как прошел день, мои дорогие?

– Мы тут такое пережили! – наперебой стали рассказывать они ему о прошедшей грозе. – Это был такой ужас! У нас от грома даже дом трясся! И молнии так страшно сверкали совсем близко! А в Петербурге была гроза?

– Была. Только, я её не видел. Мы репетировали на сцене, а там окон нет.

– Но хотя бы слышали?

– О, да! Грохот стоял жуткий.

Юлия Яновна терпеливо ждала на ступеньках крыльца, пока коляска не остановилась около дома. Феликс был старше её на двадцать лет. Если отдельно рассматривать черты его лица, то можно было бы даже признать его некрасивым. Тонкий, но слегка удлиненный нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, над которыми нависали темные брови, усы, опущенные вниз и прикрывающие верхнюю слишком узкую губу, большой покатый лоб с залысинами. Но удивительным образом, собранные вместе, эти неправильные черты делали его лицо мужественным, благородным и привлекательным. Юлия обожала своего мужа и очень ревновала, когда он задерживался.

– Я послала коляску на станцию к четырем часам, как договаривались, а сейчас уже половина седьмого! – начала она прежде, чем тот коснулся ногой земли, а следом за ним с гомоном выскочили на дорожку и дети.

– Ну, ты же знаешь Петипа! Пока не добьется того, чего хочет, не отпустит. А тут ещё колонна из декорации завалилась прямо на голову Новиковой.

– Какой ужас! – испугалась Юлия. – Она жива?

– Конечно, жива, – весело отвечал Феликс, целуя жену. – Ведь вес этой колонны совершенно ничтожен. Она из папье-маше, а внутри полая. Но Новикова кричала так, как будто на неё свалилась целая глыба мрамора! Вопила, что это проделала Серова, чтобы станцевать в Красном Селе её партию.

– Но разве Марфа способна на такое? – удивилась Юлия.

– Конечно, нет. Вероятнее всего, колонну просто кто-то неудачно задел, но шума было много, – смеясь, продолжал Феликс. – Петипа кричал на своём полурусском языке на рабочих, плохо её закрепивших, Серова рыдала, уверяя всех, что она здесь совершенно ни при чём, а Новикова, держась за голову, орала громче всех, изображая из себя жертву вероломного нападения. Никто и не заметил, как вдруг она вцепилась Марфе в волосы, а той ничего не оставалось, как ответить тем же, – и Феликс изобразил двух дерущихся женщин.

Юлия и дети весело хохотали над пантомимой отца.

– Пришлось вмешаться самому Петипа, а то обе остались бы совсем лысыми! – смеялся вместе со всеми Феликс.

– Какая неприятная ситуация, – сетовала Юлия. – Так что? Время репетиции продлили?

– Ну, конечно! Из-за этого инцидента я и опоздал на дневной поезд.

Феликс вынул из коляски пакеты.

– А что ты нам купил? – запрыгали вокруг него дети.

– Вам пирожные, а нам с мамочкой лучшего в мире французского вина на ужин, – проговорил танцовщик, ласково обнимая жену.

Каждое лето вся семья с мая месяца до осени выезжала из своей квартиры в центре Петербурга в имение Красницы, которое Феликс Кшесинский приобрел сразу после рождения младшей дочери Матильды. Имение располагалось около станции Сиверcкая, всего в шестидесяти верстах от города. Просторный двухэтажный дом стоял на высоком берегу реки Орлинки, и из его окон хорошо были видны окрестные луга, лес и речка, на которой Феликс оборудовал пляж с купальней. За домом разбили большой огород, там же находился фруктовый сад, скотный двор и птичник. Горничную и кухарку привозили с собой из города, а всю остальную прислугу нанимали из деревни. Были в хозяйстве и кони с кобылой, приносящей потомство, были две просторные коляски и