телега, на которой крестьяне два раза в месяц привозили с осени по весну в петербургскую квартиру Кшесинских свежее масло, яйца, тушки курей и кроликов, а также заготовленные с лета банки с соленьями и вареньем. К Рождеству и на Пасху на скотном дворе забивали свиней и тоже везли хозяевам в город.

Феликс оказался в России случайно. Поляк по национальности, он окончил балетное училище в Варшаве, и так бы там и танцевал в театре, если бы русский государь Николай I не увидел в его исполнении мазурку. Император был настолько покорен, что решил не просто показать этот танец в России, а ещё и сделать его обязательным на всех дворцовых балах. После своих выступлений в Петербурге молодой танцовщик Кшесинский решил здесь задержаться. От учеников, которые платили немало, не было отбоя! Кроме того, его с партнершей приглашали ещё и лично выступать на этих балах за хорошее вознаграждение, так что деньги потекли рекой. Феликс не стремился возвращаться на родину. Зачем? Ведь в Польше, где мазурка была народным танцем и её худо-бедно танцевали все, он никогда не добился бы таких доходов. Ко всему прочему, с высочайшего позволения государя, он был принят на приличный оклад в балетную труппу Петербургского императорского театра характерным танцовщиком и исполнителем миманса. Довольно быстро Феликс сколотил неплохое состояние, женился, обзавёлся детьми, купил имение, и был абсолютно счастлив в России, которая стала его второй родиной.

Шумный, хлебосольный, с большим чувством юмора, прекрасный скрипач и обладатель приятного баритона, мастер на всякие выдумки, неуёмный в своих фантазиях и любитель весёлых застолий по поводу и без, Феликс Иванович Кшесинский очаровывал всех. Вокруг него всегда крутились женщины. Иногда и он увлекался кем-нибудь, но свою жену любил, и позволял себе вольности только от переизбытка темперамента.

Летом в городе было пыльно и жарко, и Феликс всегда стремился после репетиций и выступлений уехать в имение. Здесь его ждала прохладная река, лес, дети, жена и всякие хозяйственные дела, которыми он очень любил заниматься, ощущая себя барином, хозяином на своей собственной земле, к чему так стремился ещё с юности. Вот и сейчас, как только закончилась эта мучительная репетиция, он, заехав за пирожными и вином, устремился на Варшавский вокзал.

– Папа, возьми меня завтра с собой на репетицию в театр, – неожиданно попросила маленькая Маля, когда семья собралась за ужином.

– Папа возьмет тебя осенью, когда мы переедем в город, – строго сказала Юлия.

– А я хочу сейчас! Я хочу видеть, как дерутся танцовщицы.

– Милая моя, они дерутся не каждую репетицию, – расхохотался Феликс. – И, кроме того, завтра утром я уеду на два дня в Красное Село.

– Зачем? – удивилась жена.

– Рисунок танцев связан с декорациями, потому решено последние репетиции перед премьерой провести на сцене красносельского театра.

Каждый год, с конца июня до середины августа, на полигоне в Красном Селе, расположенном в двадцати четырех верстах от Петербурга, проводились летние учебные маневры и стрельбы Императорского Преображенского полка с участием императора и всех членов царской фамилии. Для развлечения офицеров и государя два раза в неделю актёры играли там спектакли в специально выстроенном для этих целей театре. Сначала давали водевиль, а через антракт – балетный дивертисмент. Этот период в Императорском театре назывался летним сезоном.

– Репетировать там целых два дня! Значит, ты будешь ночевать в гримуборной не одну ночь? – поджала губки Юлия. – Я хорошо помню со времен моего служения в театре, какие там неудобные диваны!

– Ты так говоришь, как будто я уезжаю туда в первый раз.

– Как я могу привыкнуть к твоему отсутствию? – с досадой проговорила жена.

Она ревновала мужа. Ведь там будет так много молодых и красивых актрис!

– Меня не будет ВСЕГО два дня, но уж после этого я приеду к вам, мои дорогие, до самой осени!

– Ты уверен, что тебя не займут в других дивертисментах?

– Мне обещали, что я буду только на открытии.

– Это хорошо, – заулыбалась жена. Настроение у неё сразу поднялось.

– Папочка, но осенью ты возьмешь меня в театр? – упорствовала младшая дочь.

– Обязательно! – пообещал Феликс. – На первый же утренник.

* * *

Как только переехали в город, отец сдержал слово.

– А какой завтра спектакль? – обрадовалась Маля.

– «Конек-Горбунок».

– Ура! – закричала девочка и с разбега бросилась к отцу на руки.

Он легко поймал её на лету и словно пушинку поднял на вытянутых руках вверх.

– У тебя великолепный прыжок, принцесса, – смеялся Феликс, кружа её по гостиной. – Быть тебе великой балериной!

Отец брал дочку на представление не в первый раз. Над сценой были расположены актёрские ложи, и Матильда любила там сидеть и смотреть спектакль сверху, находясь прямо над актёрами. А ещё прелесть этих закулисных лож была в том, что в перерыве между актами можно было наблюдать, как рабочие переставляют декорации.

Утром следующего дня Маля проснулась рано. За окном было совсем светло и уже вовсю светило солнышко. Боясь, что проспит и отец уедет на спектакль без неё, малышка тихонько спустила ноги с кровати. Она слышала, как старшая сестра Юляша тихо посапывала. Этой осенью уже пошел третий год, как она училась в Императорском театральном училище, и Маля относилась к ней с благоговением, мечтая поскорей вырасти и тоже поступить туда. Сегодня было воскресенье, на занятия Юляше ехать было не нужно, и Маля боялась потревожить её сон. Босиком, стараясь не шуметь, девочка подошла к двери и тихонько открыла её. Дверные петли предательски скрипнули, но сестра не проснулась от этого звука, а только перевернулась на другой бок. В коридоре было тихо и пусто. На цыпочках подкралась Матильда к спальне родителей и прислушалась. Там тоже было тихо! Вдруг отец уже уехал, испугалась она. Девочка тихо приоткрыла дверь и облегченно вздохнула. Спят!

Успокоившись, Маля вернулась в свою кроватку, но сон уже улетучился окончательно и не возвращался. Она не знала, сколько лежала так с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам в коридоре, но вот, наконец, раздались шаги. Всё ближе, ближе. Дверь в детскую открылась, и на пороге стояла мама. На ней было надето просторное домашнее платье, а темные густые волосы, расчесанные на прямой пробор, были прихвачены на затылке заколками. Юлия Яновна, конечно, сильно пополнела с тех пор, как оставила сцену, но это её нисколько не портило. В фигуре бывшей танцовщицы было столько стати, а лицо с прямым носиком, пухлыми губками и красивыми карими глазами, напоминающими спелые вишни, было так привлекательно, что многие мужчины заглядывались на неё даже тогда, когда она гуляла в окружении своих детей.