– И чего мы торчим в Тортаге? – обиженно клюнул его Кукабара. – Чего ждем?

– Сам не пойму. Какого-нибудь знамения.

– Знамение – это дождь из лягушек?

– Ага, – усмехнулся Джонни, – дождь из лягушек, хороший груз и бутылка с письмом… Слушай, у меня какое-то предчувствие. Волны разговаривают со мной…

– Хочешь, слетаю в город, найду хорошего лекаря?

– Не хочу. Сегодня мне по душе быть странным капитаном.

– Можно подумать, в остальные дни тебе нравится быть кем-то другим, – с сомнением протянул Кукабара. – А тебе обязательно весь комплект знамений? Ну вот чтобы сразу и лягушки, и груз, и письмо? Или можно что-то одно?

Джонни бросил на птицу любопытный взгляд:

– Ты видел поблизости лягушачье облако?

– Я видел поблизости бригантину с еще одним странным капитаном. И она привезла в Тортагу письмо. Совсем такое, как ты мечтаешь: поймано в бутылке на другом конце моря.

– И ты молчишь! – вскочил Джонни, натягивая фуражку. – Как ты умудряешься ни на миг не закрывать свой клюв и при этом скрывать самое интересное?!

Капитан небольшой бригантины, раскачивающейся у мыса, и правда вел себя странно. Он то метался по берегу, то внезапно останавливался. Словно споря с невидимым собеседником, потрясал кулаком и с горячностью размахивал тростью.

– Еще чуть-чуть, и он выдернет клок собственной шерсти, – предположил Воробушек.

– Тебе виднее, – отозвалась птица. – Вы, капитаны со странностями, лучше знаете свои повадки.

– Не напомнишь, почему я до сих пор не сварил из тебя суп?

– Потому что некому будет варить его в другие дни. Кукабарочка отдувается за всех, кого тебе лень нанять. Иди уже, а то никогда не узнаем – знамение это или лягушек ждать.

Джонни ринулся к хозяину бригантины:

– Капитан! Вам не с кем поговорить? – Он широко улыбнулся: – Позвольте предложить свои уши. В них можно изливать любые печали!

– Пять тысяч миль! – закричал капитан, благодарно сжимая Воробушка в объятиях. – Пять долгих тысяч морских миль ради письма, и все насмарку!

– Поймали в море послание? – уточнил Воробушек. – И что там? Дурные вести? Стойте-стойте… Что-нибудь о тонущем корабле, потерпевшем крушение, да? И оно датировано прошлым веком…

– Да нет же! Недавнее письмо. Удивительная сохранность. А уж какая потрясающая история! В любом другом месте, привези уставший путник такую новость, мне бы отдали целый мешок с монетами! Но эта фурия в поместье кричала «нихт!» и заперла ворота. Передо мной! Марко Полоскуном! Я – с черного хода, бросаюсь к служанке: «От Дженифыр для тетушки Кэтрин». Та – в слезы: «Пропала тетушка Кэтрин! Сегодня утром пропала. Не надо нам больше никаких вестей!» Даже молока не вынесла…

Полоскун негодовал, только Джонни его уже не слышал. Он смотрел сквозь капитана. В ушах стучало: «Дженифыр». Вот оно – знамение. Так, значит, шепот волн – не пустая болтовня?

– Не может быть!

– Да сожрет меня Крякен!

– Могу я взглянуть на письмо?

– О нет, дорогой! Это моя находка. – Марко Полоскун ласково погладил карман плаща. – Не удалось отдать адресату, продам в какую-нибудь газету. Вот это будет сенсация!

– Прошу вас, – повторил Джонни. – Мне надо увидеть письмо.

Если бы Полоскун был не так увлечен подсчетом прибыли с будущего гешефта, он бы непременно заметил, как изменился голос собеседника.

– Извини, секреты и тайны ценятся выше, – вопреки здравому смыслу ответил капитан бригантины. – Что толку в новостях, когда они известны каждому проходимцу!

Очевидно, размер прибыли представился Марко Полоскуну в виде бочек, наполненных золотом, и лишил его остатков разума. Иначе как объяснить, что он отважился назвать Джонни-Воробушка проходимцем?

– Заберите свои слова обратно и отдайте письмо! Или я проткну вас, как губку! – Обнаженная сабля красноречиво уткнулась капитану бригантины в живот.

– Осторожнее, малыш, – язвительно отозвался собеседник, парируя выпад тяжелой тростью. – Никто не смеет указывать Марко Полоскуну, что ему следует делать!

Джонни вцепился в длинный плащ капитана. Полоскун – в камзол Воробушка. Полетели в стороны шляпа, фуражка, пуговицы, карманы и шерсть. Острый конец трости угрожающе блеснул у правого уха Джонни. Счастливо увернувшись, Воробушек очутился позади противника и дал Полоскуну доброго пинка, отправив того в воду.

– Письмо! – вынырнув, закричал Полоскун, хватаясь за то, что осталось от кармана. – Негодяй, ты уничтожил письмо! Пять тысяч морских миль – и все насмарку!

Мокрый и опозоренный, не смея вернуться на берег, Марко размахивал тростью и сыпал проклятиями. От этих проклятий легендарному Крякену следовало немедленно проснуться, начать охоту за «наглым проходимцем», поймать и много лет переваривать в бездонном желудке.

– Интересно, – полюбопытствовал Джонни, – этот неудачник и правда думает, что Крякен станет за мной охотиться? По его личной просьбе…

– Может, они с осьминогом – друзья, – предположила птица.

– И что? Вот ты, мстя за меня, стал бы кого-нибудь есть?

– Давиться буду, три года грызть, но склюю! – поклялся Кукабара.

– Правда?! – Джонни удивленно взглянул на друга. – А что это ты такой беспокойный? Случилось чего? Или ты так танцуешь?!

Кукабара заставил себя замереть и выпятил грудь. Подражая глашатаям, читающим на площадях грамоты, указы и приговоры, развернул какую-то бумагу.

– Вылетев на поле боя в разгар сражения, – торжественно зачитал он, – бесстрашный Кука-бара коршуном схватил добычу, выпавшую из оторванного кармана…

– Что это? – Джонни попытался схватить документ. – Ты же не умеешь читать! Не глупи, птица, это письмо, правда? То самое? Да хватит уже летать с ним туда-сюда. Отдай!

– Вот еще! Сначала ты должен представить меня к награде! Или нет – посвяти меня в рыцари!

Птица бухнулась на одно колено.