На палубе «Ночного кошмара» стоял клавесин. Джен не сразу узнала музыканта: незнакомец в шляпе с пером наигрывал мелодию пиратской песенки, подкидывая на колене Утю-Путю.

И вдруг замерла: да это же капитан Корноухий!

Сегодня определенно странный день, подумала Дженифыр. Едва ли не самый странный в ее и так удивительной жизни.

Корноухий заметил Джен. Кивнул на клавесин:

– Личные вещи. Не возражаешь?

Она пожала плечами. «Мне все равно», – сказали плечи. «Кто ты? – спрашивали глаза. – Кто ты такой НА САМОМ ДЕЛЕ, капитан Флинт Котес? И главное – кто Я такая?»

Флинт снова подкинул на колене Утю.

– Ломаю голову: откуда взялась эта леди? – Он бросил подозрительный взгляд на Железного Когтя. – Что у нее с родословной? Нет ли королей и пиратов?

Кое-кто на борту прыснул от смеха. Но Джен – нет. Без улыбки покачала головой. Родословная… Короли и пираты… Уж у нее-то, у Дженифыр, полно и тех и других! Откуда, хотелось бы знать. Как это вышло? И почему, почему, раздери всех вас Крякен, никто не говорил ей об этом?!

– Славно. Узнать, что ты стал дедом – всегда неожиданность. Я и отцом-то стал больно внезапно. К первому внуку хотелось бы подготовиться…

Флинт и сам чувствовал, что говорит все не то. Не то, не так! Старый одинокий пират, что за чушь ты несешь, словно был все эти годы чудесным добрым папашей?!

– Может, позволишь мне поболтаться на своем корабле? – спросил Флинт. Бережно спустил на палубу Утю, поднялся. Ничего себе: он смотрит на Джен снизу вверх! – Конечно, я всего лишь старик, взбалмошный и грубоватый, которого никогда не было рядом… Но, знаешь, я вдруг понял странную вещь (она мне кажется очень важной): я больше не могу быть тебе никем.

Да, так лучше. Так – честно. Ну давай же, Флинт! Это твоя дочь. Твоя и Дами. Хватит одиночества и лжи: скажи ей правду!

– Вот ведь нелепость: чем старше я становлюсь, тем больше ты нужна мне. Но я совсем не уверен, что сам еще нужен тебе…

Гроза Кошачьего моря и военных судов боялся ответа. Он словно увидел в тумане давно сожженный корабль – целым и невредимым. Джен ответит – туман рассеется, и станет окончательно ясно, настоящий ли был корабль или снова фата-моргана.

– Ты единственный, кто может рассказать о моем рождении, – сказала Джен. – О матери и о себе. Островах, королях и Диего. Разве я могу тебя отпустить, пока не узнаю все это?

Она прищурилась и тихо добавила:

– Я надеюсь, история будет долгой… очень и очень долгой.

В тот момент, когда взрослая дочь встала рядом и взяла его лапу, Флинт Котес почувствовал, как по телу разлилась теплая утешающая волна. Отчаянно защипало в носу. Капитан Корноухий зажмурился: как хорошо! Спокойно и – он не мог подобрать верного слова, – наверное, правильно. Возможно, впервые за много лет Флинт мог бы сказать, что он наконец-то счастлив.

* * *

Если вам доведется остановиться в порту Гавгадоса, вы наверняка оцените булыжную мостовую Главной площади. Поверьте, она прекрасна. Если, конечно, вы не заперты в сундуке и не пересчитываете каждый камушек этой мостовой собственными костями.

Свернувшись на дне, император Диего тихо поскуливал – не столько от боли, сколько от ужаса. В темноте сундука, бодро скачущего по булыжникам, он изредка слышал выкрики своего таинственного похитителя:

– Лазойдись! А ну лазойдись, кому говолю!

Вскоре он пересчитал и ступеньки трапа – их оказалось двадцать четыре, – после чего сундук оставили в покое.

Диего пробовал распахнуть крышку. Безуспешно: похититель не поскупился на тяжелый замок. Делать было нечего, разве что улечься и ждать, гадая о собственной участи.

Уже остались позади и шумный порт, и крики чаек, но тайна похищения – кто и зачем? – по-прежнему была тайной. Наконец мерное покачивание вышедшего в море корабля его усыпило. Но в беспокойном сне он продолжал скулить, перебирать лапами, словно убегая от преследователей, и непрестанно вздрагивал.

Разбудили Диего слишком крутой галс, от которого сундук, очевидно, лихо прокатился от одного борта до другого, и стук свалившегося на палубу замка.

Замок! Замка больше нет! Свобода!.. И все же похищенный император не спешил. Свобода или ловушка? Счастливая ли это случайность? Или, откинув крышку, он увидит своего врага? Которого, хотелось бы ему знать…

Диего прислушался. Как тихо на судне. Возможно, ночь? Ни криков боцмана, ни шебуршания крыс. Сердце императора билось часто-часто, трепеща от страха и надежды. Может быть, под покровом тьмы ему удалось бы удрать на какой-нибудь шлюпке…

Он тихонько приоткрыл крышку: прямоугольник неба оказался иссиня-черным, украшенным низкими и яркими звездами. О да, вокруг – восхитительная, спасительная ночь!

Уже не сомневаясь в удаче, Диего выкарабкался из сундука. И тут же тонкие лапки его задрожали, отказываясь держать своего хозяина. Застрявший в горле крик вырвался наружу сиплым лаем.

От штурвала и мачты, с бака и юта – со всех сторон Диего окружили скелеты. Пустыми глазницами они глядели на дрожащего пленника, словно спрашивая себя, что же теперь с ним делать? Под звездами и луной светились в темноте их тонкие кости. Блестели россыпи монет, со звоном перекатывающихся по палубным доскам.

Император опустился на палубу. Подхватил монетку, вгляделся в отчеканенный профиль. И тут же выронил ее из дрожащих пальцев.

Так вот кто его похититель! Дами Эчевария, принцесса Коты. Это она прислала за ним корабль! Скелеты улыбались ему: наконец-то ты понял!

Диего расхохотался. Он смеялся, смеялся, смеялся, что-то бормоча о водах Стикса, и поседевшая морда его была страшна.

Штурвал бесцельно вращался. Корабль вы-писывал галсы. «Летучий голландец» на всех парусах нес обезумевшего императора на встречу с принцессой Дами.