— Вот как? — Она склонила голову набок и высоко поднялаброви. — Ну, если на то пошло, настоящие документы у меня, они в полномпорядке, и в них твое имя нигде не зафиксировано. — Лиля залпом выпила воду. —Как раз ты никто, а я совсем наоборот. Скажи спасибо своей предприимчивой маме.Она все отлично устроила.

— Вот маму давай оставим в покое, — Олег избегал смотреть ейв глаза и уставился в свою кофейную чашку, — сейчас не о ней речь. Допустим, тыне хочешь, чтобы я приходил. Что дальше?

— Дальше я собираюсь обращаться в официальные инстанции,заявлять о подлоге документов и не только. Есть кое-что более серьезное.Значительно более серьезное.

— Слушай, ты можешь выражаться яснее, без этих дурацкихнамеков?

— Пока не могу. Но обещаю, что скоро все мои неясные намекипрояснятся.

— Нет, а что произошло? Ты спокойно жила все эти годы ивдруг взорвалась ни с того ни с сего. В чем дело? Десять лет ситуация тебяполностью устраивала, а теперь ты собираешься обращаться, как ты выразилась, вофициальные инстанции. В суд, что ли?

— Совершенно верно, в суд.

— И в чем ты нас обвиняешь?

— Тебя ни в чем. А вот матушку твою гениальную я обвиняю. Иповерь, это очень серьезно.

— Ой, ну хватит, — он махнул рукой, — неужели тебе охотазатевать всю эту бодягу, вмешивать кретинов-чиновников в наши семейные дела? Вконце концов все происходило по твоему молчаливому согласию. Тогда надо былодумать, десять лет назад. А сейчас поздно и глупо.

— Да, — кивнула она, — поздно и глупо. Не спорю.

— Ну, и зачем тебе это нужно? Объясни, чего ты хочешь, давайспокойно все обсудим, договоримся.

— Мы никогда не договоримся, — блондинка тряхнула короткимивьющимися волосами, — я согласилась встретиться с тобой только потому, что мнетебя очень жаль. Но учти, эта жалость ничего в моих планах не изменит. И все,хватит об этом.

— Хватит?! — выкрикнул мужчина неожиданно визгливым голосом.— Что значит хватит? Ты долго будешь надо мной издеваться? Сидишь, спокойная,вежливая, и угрожаешь судом! — Он раздавил сигарету, обжег палец, поморщился иподнес его к губам. — Что мы тебе сделали? Десять лет никаких претензий, и тутвдруг, без всякого предупреждения…

— Не кричи, Олег, — в светло-серых глазах мелькнула жалость,— ты ничего мне не сделал, ты вообще вряд ли способен на какие-либосознательные действия. А вот мама твоя… Ладно, я сказала, лучше не надо обэтом. Я не издеваюсь над тобой. Пожалуйста, давай прекратим этот разговор. Тыслабый, глубоко несчастный человек, я уже сказала, мне тебя очень жаль. Прости,мне пора. — Она поднялась и, взглянув на него сверху вниз, тихо добавила:

— Тебе лечиться надо, ты очень плохо выглядишь. Все, досвидания.

— Подожди, — он поймал ее руку и потянул так резко, что оначуть не упала, — сядь, ты ничего не объяснила, и главное, ты не объяснила,почему я не могу прийти?

— Потому, что это мой дом и я не хочу тебя там видеть. Еслиты явишься, я просто не открою дверь.

— Господи, ну почему? — простонал он.

— А тебе не приходит в голову, что мне очень больно видетьтебя в своем доме? Да, ты ничего не сделал. Однако твое бездействие было хуже преступления.Даже статья такая есть в Уголовном кодексе: оставление в беспомощном состоянии.Я знаю, ты был еще беспомощней, чем Ольга, но ее нет, а ты жив. Не приходи,очень тебя прошу.

— Значит, я виноват, что жив? Ну, прости, эту вину яискуплю. Не сейчас, конечно. Дай мне срок еще лет двадцать или тридцать.Хорошо?

— Перестань, — устало вздохнула Лиля, — хотя бы сейчас неюродствуй.

Он открыл рот, помотал головой, привстал, опершись на стол,выпуклые карие глаза вспыхнули, что-то должно было сорваться с языка важное,резкое, но не сорвалось. Глаза угасли, медленно, как свет в кинотеатре.

— Возьми подарок, — буркнул он и достал из кармана маленькийкрасный футляр, — здесь сережки золотые, она ведь любит всякие побрякушки.

— Спасибо. Это очень трогательно. Но у нее не проколоты ушии вместо радости будет одно расстройство. А вот журнал я возьму. Никогдаподобных изданий в руках не держала. Что значит «Блюм»?

— Ничего. Просто звучит красиво.

— Там есть твои статьи?

— Нет. Я же сказал, я заместитель главного редактора, сампишу очень редко, — ответил он отрывистым механическим басом и впервые взглянулей в глаза:

— Лиля, десять лет назад твоя сестра покончила с собой. Вэтом никто не виноват. Я обещаю, что не появлюсь в твоем доме до тех пор, покаты сама меня не пригласишь. Но ответь мне на единственный вопрос: чтоизменилось? Почему ты вдруг стала кого-то обвинять в ее смерти?

Она ничего не ответила, аккуратно положила журнал в пакет,встала и ушла.

Олег смотрел ей вслед, губы его шевелились. Подошелофициант, чтобы забрать чашку с остывшим, нетронутым кофе, и услышал:

— Гадина… сука… ненавижу…

А женщина, прежде чем покинуть кафе, зашла в туалет.Несколько минут она стояла перед зеркалом, закрыв глаза. Плечи ее вздрагивали,по щекам текли черные от туши слезы. Уборщица, сидевшая за столиком с вязаниемв руках, посмотрела на нее и спросила:

— Доченька, тебе плохо?

— Ничего, соринка в глаз попала, — ответила Лиля, умыласьхолодной водой, потом, вытряхнув все содержимое из белой лаковой сумочки, сталаприводить себя в порядок, подкрасила ресницы, губы, попудрилась, не глядя,бросила все назад, в сумку, и ушла.

В половине четвертого утра патрульная милицейская машиначуть не сбила женщину в пустом переулке. Район был спальный и считалсясравнительно спокойным, никаких вокзалов, гостиниц, ночных клубов. Патрульнаягруппа расслабилась. Только что кончилась гроза, на этот раз вялая, ленивая, нодождь все шел и заметно похолодало. В салоне было тепло и уютно. У младшеголейтенанта Телечкина имелся двухлитровый термос с крепким кофе, у капитанаКраснова была копченая курица. Собирались остановиться в каком-нибудь дворе иперекусить.

Женщина выросла из-под земли. Водитель едва успелпритормозить. Маленькая, полная, она застыла посреди дороги и не двигалась, нереагировала на визг тормозов, ослепительный свет фар в лицо, крик водителя. Наней было надето что-то широкое, белое, и в мертвенном фонарном свете, вдрожащей пелене дождя она казалась привидением.

— Давай-ка, Коля, вылези, разберись, — приказал младшемулейтенанту Телечкину капитан Краснов.