— Нормальная олигофренка, в стадии дебильности, — врач пожалаплечами, — в принципе вполне дееспособна. Есть четкие признаки аггравации.

— То есть, вы считаете, она сознательно преувеличивает своеболезненное состояние?

— А вы не видите? Говорить она может, однако молчит.

— Самооговор возможен?

— Ну, это уж вам разбираться.

Люсю увезли, труп вынесли, в квартире продолжался обыск.

В платяном шкафу, в комоде, на маленьких антресолях царилидеальный порядок. Зимняя одежда была зашита в старые пододеяльники инаволочки, летняя покоилась в шкафу на плечиках, ровные стопки крахмальногопостельного белья были переложены холщовыми мешочками с сушеной лавандой.Каждый мешочек стянут пестрым плетеным шнурком, и на каждом красоваласькрошечная вышивка: цветочки, грибочки, вишенки.

Небольшой книжный шкаф был заполнен в основном учебниками порукоделию, книгами типа «История русской игрушки», «Дети и мир детства XIXвека» «Энциклопедия кукольной моды». Дорогие, красочные издания с отличнымицветными иллюстрациями. На нижних полках лежали стопки журналов «Верена»,«Бурда моден» и множество других, посвященных вышивке, плетению кружев,кукольной и детской одежде. Художественная литература, в основном классика,скромно ютилась во вторых рядах. Читать хозяйка не любила, да и некогда ейбыло. Для того чтобы так украсить каждую мелочь в доме, надо отдавать рукоделиювсе свое свободное время.

Чего не было в квартире, так это денег. Даже в сумочкеубитой, с которой она, вероятно, выходила на улицу в последний раз, не нашлосьни копейки. Никаких сберкнижек, кредитных карточек. Не было ни одногоювелирного украшения, ни в квартире, ни на убитой. Соседи, разумеется, незнали, сколько могло быть в доме денег, о ювелирных украшениях тоже понятия неимели. Правда, соседка вспомнила, что Лиля носила дорогие сережки, золотые, скрупными голубыми сапфирами, причем носила не снимая.

В ящиках письменного стола лежали папки с аккуратнымивыкройками из папиросной бумаги, поздравительные открытки, два альбома сфотографиями. Их Бородин решил взять с собой, чтобы просмотреть не спеша.Что-то еще не давало ему покоя. Он сел за стол, занялся протоколом и вдругзастыл, уставившись на хитрый узор вязаной скатерти.

Если женщина занимается рукоделием, должны где-то хранитьсянитки, спицы, крючки, ножницы, лоскутки ткани, огромное количество всякогошвейно-вязального добра. Даже у его мамы, которая уже второй год вязала емуодин несчастный свитер, был целый сундучок с пряжей, пуговицами, лоскутками.

В доме убитой имелась дорогая швейная машинка, но не было ниодной катушки ниток, ни одного мотка пряжи.

«Бред, — усмехнулся про себя Илья Никитич — допустим, вголове у слабоумной девочки что-то сдвинулось и она в состоянии психозапринялась бить тетушку ножом. Ну ладно, бывает. Потом выгребла все деньги идрагоценности, возможно, сапфировые серьги вытащила прямо из ушей убитой, азаодно прихватила нитки с пуговицами, куда-то вынесла все это, спрятала,вернулась в дом, увидела мертвую тетю, испугалась, опять побежала на улицу,почему-то в ночной рубашке и босиком. Бред! А вообще, медэксперт прав. Чембольше работаешь с насильственными преступлениями, тем больше убеждаешься вслабоумии восьмидесяти процентов людей».

Илья Никитич отказался ехать в управление на машине. Емухотелось немного погулять. К рассвету небо расчистилось, после ночного дождявоздух стал мягким, шелковистым, как ключевая вода. После бессонной ночинемного кружилась голова, познабливало, но чувствовал он себя удивительнободрым. Он злился, а это его всегда бодрило.

— Ну да, конечно, мир сошел с ума, все кругом идиоты, однимы с вами умные, господин эксперт, — сердито бормотал себе под нос ИльяНикитич, вышагивая по пустому утреннему переулку, — на самом деле, когданачинаешь так думать о себе и о других, кричи караул, беги к доктору. Этопервый признак деградации, старческого слабоумия. Не знаю, как вы, господинэксперт, а я, следователь Бородин, — старый идиот. Я упорно отказываюсь отмысли, что убийцей все-таки может оказаться эта несчастная толстая девочка,хотя версия вполне полноценная. Мне просто ужасно не хочется в это верить. Ноглавное, я не могу понять, каким образом удалось нанести здоровой молодойженщине восемнадцать ножевых ранений так, что она не закричала, и совершенно непредставляю, зачем убийце понадобились нитки и пуговицы?

За многие годы он усвоил одну жестокую истину. Чтобы статьжертвой даже самого случайного и немотивированного убийства, надо хоть немного,да подставиться. Есть вещи, которые делают человека уязвимым: деньги, особенночужие, водка, наркотики и так далее. Расследуя дела о насильственныхпреступлениях, Бородин почти всегда натыкался в биографии жертвы на моментвыбора. Момент этот мог быть запрятан где-то глубоко в прошлом и крайне редковыглядел как выбор между жизнью и смертью. Почти каждой сегодняшней жертвевчера пришлось выбирать между легкими деньгами и трудными, между весельем искукой, удовольствием и отказом от удовольствия.

У непьющего очень мало шансов получить бутылкой по голове. Удевочки, которая сидит дома и учит уроки, конечно, есть шанс попасть в рукиманьяка, насильника или подсесть на иглу, но он в сотню раз меньше, чем у той,что порхает по улицам и по дискотекам с разукрашенным лицом.

Мужичок-командированный рискует быть ограбленным в поездеили в дешевой гостинице, однако если в скучной командировке он желаетпобаловаться платной любовью, риск значительно возрастает. Очень опасная работау челночников, но если в своих огромных полосатых сумках они соглашаютсяприпрятать несколько упаковок героина, работа становится еще опасней.

Крупный бизнесмен или политик отличается от челночника иалкаша только масштабами, размахом. Выбор маскируется еще коварней, онприкидывается тупиком. Не своруешь, не солжешь, не подставишь конкурента, неподружишься с бандитами — можешь прощаться с любимым делом, которое приноситстолько денег, славы, кайфа, что становится дороже жизни.

Выбор между жизнью и смертью хитро маскируется подувлекательную игру. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Однако фокус втом, что риск должен быть благородным и бескорыстным, в противном случае впобедном бокале шампанского может оказаться клофелин либо другая дрянь.

Илья Никитич любил запутанные, сложные дела. Он знал, чтосейчас ему в руки попало именно такое дело. Будет трудно доказать, что Люся неубивала, он сам в этом не уверен. Не просто будет вычислить и найти «одногочеловека», если он действительно существует, потому что конфеты и цветы вполнемогла принести сама Коломеец племяннице на день рождения.

Обычно трудности заставляли Бородина подтянуться,выпрямиться, он молодел, щеки розовели, в глазах появлялся блеск. Однако сейчасзлость его была далека от здорового азарта бодрячка-следователя, которыйпотирает ладошки и с творческой жадностью выстраивает изумительные логическиекомбинации.