Силя, собиравшийся отдохнуть в тишине города, ставшего родным, организовал на свои средства копирование всех книг библиотеки, что и сделали местные школьники, обрадовавшиеся возможности заработать да редкие книги прочитать. Всё, что представляло хоть какой-нибудь интерес, старый безопасник спрятал в несгораемых шкафах кирпичного архива, навесив гриф «Хранить вечно». Беллетристику разрешил отдать на откуп печатникам, буквально вырывавшим из рук уральца копии романов и стихов. Учитывая, что разговорный язык уральцев сформировался под влиянием Белова, тексты обнаруженных произведений не нуждались в переводе.

Результатом таких исследований стала публикация произведений Пушкина, Лермонтова, Некрасова и других русских классиков, сборников сказок, двадцати книжек фэнтези, энциклопедий Сабанеева, Брэма, массы другой занимательной литературы. Строгий цензор Силя укрыл от печати все произведения, где встречалось хоть упоминание автоматического оружия, войн с применением пушек, церковных проблем и подобных тем. В результате уральцы не узнали о «Дубровском», «Капитанской дочке», «Сказке о попе и его работнике Балде», не говоря о «Войне и мире», «Трёх товарищах» и других сокровищах мировой литературы. Из тех же цензорных соображений не попали в печать уральские сказы Бажова, старик здраво рассудил, что суеверий на Урале и без них достаточно.

В любом случае, того обилия выходивших из печати книг хватило для резкого роста количества и качества читающей публики. Книги овладели умами уральцев, подобно отношению к литературе читающей публики в России девятнадцатого века. Молодёжь декламировала стихи на улицах, ухаживая за девушками. Взрослые спорили о моральных подтекстах поступков героев понравившихся произведений. Газеты пестрели статьями доморощенных критиков, книготорговцы не успевали заказывать дополнительные тиражи популярных изданий. Уже появились первые попытки подражания авторам детективов и приключенческой литературы. Случайно прошедшие сквозь частое цензорное сито Сили несколько рассказов Конан Дойля, Эдгара По, других авторов не могли не породить повальное увлечение детективами.

В прошлом году новгородские, казарские и болгарские купцы вывезли на продажу почти сто изданий уральской литературы, в основном, естественно, сказки и приключения. Хотя неплохо шли кулинарные рецепты, советы домашнему мастеру и подобная познавательная литература. Именно с подачи старого оперативника учёные и мастера обратили внимание на интереснейшие идеи, скрывавшиеся в закрытой библиотеке. Типографы за пару лет наладили печать цветных иллюстраций, сказки стали ещё более востребованными. Дело дошло до того, что византийский торговец Ефим заказал двадцать экземпляров сборника сказок в серебряных окладах с драгоценными камнями. То отношение, что в прежней истории было к иконам, сейчас обратилось на книги. Даже полуграмотные угры, по-уральски говорившие с трудом, покупали книжку, желательно с картинками и ставили в красный угол избы.

Так вот, пока Сила Окунев уговаривал торговцев создать первый банк, на другом конце пиршественного стола военные обсуждали преимущества нарезного оружия. Причём применительно к пушкам возражений не было, все понимали важность точного попадания снаряда в цель именно передней частью, чтобы сработал взрыватель, там находящийся. Многие наблюдали отскакивания снарядов и ядер от земли и обстреливаемых стен, поэтому необходимость нарезов в стволе для удержания снаряда в точном направлении не оспаривалась. Другое дело, ружья, где эффективная дальность стрельбы не превышала трёхсот-пятисот метров, или револьверы. Тут у военных бояр мнения расходились в зависимости от опыта каждого.

Поодаль тихо переговаривались новгородский и киевский посланники, обсуждая возможные изменения внешней политики царства. Ладомир не скрывал своего устремления на юг, к Каспийскому морю и дальше, в Персию, Среднюю Азию и Византию. В своё время именно он со своей женой много сделал для того, чтобы уральскую религию объявили в каганате государственной. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как каган запретил строительство любых храмов, кроме уральских, на всей территории Казарии. Ещё в юности Ладомир побывал в Византии и Персии, до сих пор восхищался роскошью храмов и дворцов, скульптурами и фонтанами южных городов. Именно он, на свои средства, построил первые фонтаны в Уральске, учредил ежегодный конкурс на лучшую скульптуру, выстроил самый большой в Уральске храм, мозаику в котором выкладывали мастера из Персии.

Посланники не сомневались, что новый царь наверняка поддержит строительство жедэ до Усть-Итиля и устья Яика. В принципе, интересы Новгорода и Киева не сталкивались с персидскими. Зато вопросов к каганату и Византии за последние годы накопилось немало. Киевляне тридцать лет назад вышли на границу по Дунаю, два года назад рискнули начать новую войну, срезали выступ возле Чёрного моря и завязли в вялотекущем конфликте с Болгарским царством, вернее, его остатками. Византийцы, после поражения в войне с Персией, сделали ставку на пушки и отлили более двухсот орудий разного калибра. Часть их продали болгарам, успевшим оснастить свои крепости. Возле этих крепостей и застряли киевляне, причём надолго. Единственной возможностью изменить положение дел они считали переоснащение своих войск затворными пушками, стрелявшими в десять раз быстрее, значительно дальше, главное, имевшие на вооружении разрывные и фугасные снаряды.

Сейчас Путята, посол Киева, проклинал нерасторопность и жадность своего князя, затянувшего вопрос о покупке затворных орудий до последнего часа. Всё надеялся захватить болгарские города нахрапом, да воинской доблестью. Погубил сотни воинов и время потерял, посланник получил письмо о закупке за неделю до смерти Максима. Тот отложил вопрос на рассмотрение военных бояр, да в одночасье и умер. Странной казалась его смерть, не болел, ни на что не жаловался, крепкий мужчина, вдруг споткнулся на ходу и упал, уже мёртвым. Проводившие вскрытие врачи не нашли в желудке никаких следов яда, всё указывало на остановку сердца, на боли в левом боку незадолго до гибели царь несколько раз жаловался. Придворный лекарь несколько раз осматривал Максима, но никаких нарушений в сердцебиении не обнаружил. На том всё и закончилось, да, как видно, не совсем, царь всё-таки умер.

Новгородцы сами давно лили пушки и в оружии не нуждались, раздвинув границы республики до берегов Лабы на западе и реки Кеми на северных берегах Балтийского моря. В своё время новгородцы здорово сцепились на общей границе с киевскими князьями. Если бы не царь Максим, неизвестно, чья бы взяла. Тот настоял на заключении мира, где уговорами, а где и прямым подкупом да угрозами. В результате двадцать пять лет граница между самыми сильными и большими государствами Европы не менялась и отношения правителей перешли в мирное сотрудничество. Новгородцы продавали Киеву оружие, от пушек до булатных клинков, лучших после уральских. На востоке обе страны граничили с Уральским царством, поставляя туда большую часть своей продукции, в основном традиционные товары – мёд, воск, пушнину, рыбу, лён и много другого, выраставшего в лесах и на полях.

Канули в лету времена, когда мёд и пушнину, воск и лён славяне продавали ромеям, не имея других покупателей. Сейчас Уральское царство охотно закупало недорогой товар соседей, продавая взамен свои изделия. Не нуждалось царство лишь в зерне и мясе, своего было предостаточно, вне зависимости от погодных условий. Коли засуха в Поволжье, у Самары, хлеб уродится в пойме реки Белой. Если и там нет зерна, значит, богатый урожай будет севернее, на берегах Камы, либо южнее, на чернозёмах Златоуста. За полсотни лет правления царя Максима ни разу уральцы не закупали зерно и мясо в других краях. Лет пять назад они вышли на рынки Византии и Персии с новинкой, под названием «рожки» и «лапша». Пока производители скрывали рецепт лакомого блюда, но недолго им осталось – через пару лет и киевляне собирались заняться производством и продажей лакомого блюда.