– Ну, хорошо. Затяни еще… чуть-чуть. Нужно же потянуть время, пока высокородная графиня не соизволит разродиться. Хоть неведомой зверушкой!

* * *

– Песочное печенье…м-м-м…нет. Шоколадное печенье – да. Сдобные булочки с корицей – да… Что, всего три?!

– Принести госпоже Фее еще? – спросил ливрейный лакей.

– Да… Нет… Ну, хорошо, уговорил. Пару штучек. Что там еще у тебя?.. Лепешки – да. Пышки – да… А это еще что такое?! – взвизгнула Фея.

– Трапеза господина секретаря, – невозмутимо ответил лакей.

– Бифштекс из буйволятины. С кровью! – возбужденно проскрипело бюро.

– И подгнившие каштаны в качестве гарнира, – еще более невозмутимо сказал лакей.

– Ну, хорошо, подай ему… э-э-э… это, – брезгливо скривилась Фея, – и салфетки, салфетки не забудь! Не хватало еще, чтобы мои мемуары были испещрены пятнами буйволинной крови… И не только.

– Обижаете, госпожа, – скорбно буркнула бюро.

– Обижаю? – резко развернулась в кресле Фея. – Обижаю?! А кто отправил моей кузине поздравление с Днем Всех Святых, да все в кровавых отпечатках? Бедняжку потом неделю откачивали!

– Кхе-кхе, – забулькало бюро, – так после этого поздравления госпожа кузина госпожи Феи наотрез отказалась быть крестной старшего сына коннетабля фон Авантюр, и прославленный военачальник тотчас отправил гонца с приглашением к вам.

– Ну да, ну да, – с удовлетворением согласилась Фея, – я правда, чуток поломалась, раз коннетабль не сразу оценил мои таланты… С тех пор отряд бравых кавалеристов неусыпно охраняет границы моего поместья. И все за счет коннетабля! К слову, Грязнопалый, как там его первенец?

Бюро зашелестело пергаментом.

– Третий месяц сидит в осаде Зурбагана.

– Внутри или снаружи?

Бюро снова зашелестело.

– Внутри.

– Черкни мне в планировщик добрых дел: на следующей неделе слетать туда и подбодрить мальчика. Не хватало еще моему крестнику сдать город!

Секретарь послушно зарапнул пером пару закорючек.

– Да, и посмотри там по списку крестников, кто еще обитает в округе. Раз уж придется тащиться в эту дыру Зурбаган, то навещу заодно всех. Отстреляюсь сразу лет на пять… А ты чего ждешь? – накинулась она на лакея.

– Не будет ли еще каких приказаний, госпожа? – склонился он в поклоне.

– А я что-то приказывала?.. Ах да, еще сдобных булочек! И, пожалуй, шоколадного печенья.

– Три? Или четыре? – со всем почтением уточнил лакей.

Фея пристально на него посмотрела. Лакей был сама невозмутимость. Зато бюро булькало, чавкало и раскачивалось.

Фея брезгливо поморщилась.

– Три. И три. Ступай-ступай!

Лакей с поклоном вышел, а Фея поерзала в кресле, рассматривая щедро сервированный стол, выбирая с чего начать. Выбор пал на сладкую лепешку.

– На чем я там остановилась, Грязнопалый? – вытирая масло с пальцев, спросила Фея у секретаря.

Бюро на мгновение замерло, потом раздался звук, весьма напоминающий разрывание полотна салфетки. Пергамент судорожно зашелестел.

– Госпожа Фея прибыла в замок графа д’Шампольона точно в срок. Впрочем, как всегда. Высокородная графиня только что произвела на свет прелестную девочку, наследницу титула и владений. В перспективе.

– Про перспективу вычеркни, – сглотнув последний кусочек лепешки, сказала Фея, – тогда еще никто не знал, что больше детей у графа не будет. Ну, в смысле, законных детей.

Бюро фыркнуло и закачалось. Фея закатила глаза, но благодушие, подкрепленное второй сладкой лепешкой, взяло верх:

– Оглядываясь назад, я вообще удивляюсь, как они одного ребенка сделали, – задушевно поделилась она с бюро, – эти высокородные браки, построенные на амбициях и алчности, отнюдь не всегда бывают удачными.

* * *

– Что ты мне суешь, вилланка? – визгливо возмутилась урожденная принцесса де ла Рошмарироз. – Что за мерзость?!

Камеристка испуганно оглянулась на докторов, истуканами застывших у дальней стены парадной спальни графини д’Шампольон. Один из медиков шевельнулся и со всем почтением, отработанным на венценосных особах, объяснил капризной пациентке:

– Лечебное питье, госпожа графиня. Для придания сил после утомительных схваток. Повышает бодрость и общий тонус организма.

Граф д’Шампольон, принимавший в другом конце громадном парадной спальни поздравления вассалов, возвел глаза к сводчатому потолку.

Действительно, силам, бодрости и тонусу только что разродившейся графини могли позавидовать многие могучие воины. За несколько часов схваток она довела до белого каления лейб-медиков, до истерики – придворных дам и прочих прислужниц, а граф д’Шампольон узнал все, что она думает о деторождении и исполнении супружеских обязанностей в целом. А уж теперь, когда ничто не отвлекало графиню, она развернула свои высокородные таланты во всей красе.

– Бодрость и тонус? – высокомерно уточнила она. – Я что, похожа на этих тщеславных дворяночек, считающих, что притворные обмороки и вечное переутомление – это первый признак благородного происхождения?!

Хорошо поставленный голос графини громыхал под сводами. Впервые попав в парадную спальню замка, не обладающие широкими взглядами вассалы искренне считали, что это переоборудованный бальный зал. Придворные графского двора потом объясняли темным провинциалам, что бальный зал находится в правом крыле замка и в точности соответствует размерам поля битвы у селения Полупенни, где прапрадед графа д’Шампольона впервые присоединился к армии великого императора. Да-да, это была грандиозная победа, и предок нынешнего короля Аквилонии долго не мог оправиться от поражения. На свою часть военных трофеев граф-прапрадед и выстроил сей замок. Что касается парадной спальни, то она не столько служила отдыху графской четы, сколько великому императору, обожавшему посещать своих верных подданных и их хорошеньких супруг. Но это уже не вашего ума дело!

Вассалы отступали в благоговейном молчании и потом у семейного комелька, со смущением рассматривая размеры собственных залов, рассказывали близким о благородной гигантомании графов д’Шампольонов и особом положении этого рода при великом императоре.

– Что еще? – снова заметался под сводами голос высокородной графини.

Старшая придворная дама практически упала ниц у гигантской кровати из черного дерева, декорированной фронтонами, нишами со скульптурами, четырьмя коринфскими колоннами и парчовым балдахином на них. К слову, сие впечатляющее сооружение – прекрасный образчик работы имперских мастеров – размерами превосходило спальни многих графских вассалов.

– Кормилица, моя госпожа, – объяснила она, указав на румяную и грудастую молодуху, застывшую у колыбели новорожденной.