— Ага, вмиг жарко станет! — фыркнул Арнаутов насмешливо. — И пяти тысяч лет не пройдёт. А то, что океан метров на семь-восемь подымется, это ничего? Вот радости!

— Нет, ну почему? Если побережье освободить ото льда…

— Так пусть освободит сначала, а потом уже идеями швыряется!

Кабина дрогнула — и обледеневшие внутренности поднялись к самому горлу. По крайней мере Герман испытал именно такое ощущение. Это лифт падал в глубокую шахту, почти до отметки «4 км».

Уцепившись за поручень, чтобы не воспарить в невесомости, Флоридов оборол дурноту и проговорил сдавленным голосом:

— Слышь? Там австралазийцы… тьфу ты… ну, эти, японцы с китайцами просятся «на озеро»…

— Обойдутся, — пропыхтел Арнаутов.

— Хоть сейчас готовы передать нам нейтринный микроскоп и биокомпьютеры…

— Встретим с цветами!

Навалилась перегрузка — лифт тормозил понемногу. Свистящий шорох, нёсшийся из-за стенок, вдруг стих, сменившись еле слышным шелестом, — это кабина миновала круглую шахту, буравившую ледяной панцирь, и теперь неслась внутри цилиндрической башни.

В глазах у Флоридова потемнело.

— Прибываем, — выдавил Арнаутов.

Лифт замер, выпуская пассажиров в нижнюю дезинкамеру. Чуть позже зашипел воздух, выравнивая давление, и двери шлюза разъехались.

Флоридов не однажды спускался на берега подлёдного озера и всякий раз замирал от воистину мальчишеского восторга. Даже какое-то глуповатое почтение перед кудесами природы присутствовало в нём.

Осветители на мачтах разгоняли мрак почти до горизонта, но осветить всю полость они были не в состоянии.

Герман огляделся. За спиной тускло отблескивала высоченная башня подъёмника, уходя к бугристому «небу» — необъятному ледяному своду. Башня стояла на широком берегу, усыпанном ноздреватыми каменными глыбами. И «пляж», и камни были опушены инеем.

Ближе к воде возвышалась пара крутых куполов, смахивавших на безразмерный бюстгальтер, а впереди, насколько хватало глаз, простиралось озеро Восток — неподвижное чёрное зеркало.

Флоридов подошёл ближе, присел на корточки у самой воды. Ледяная влага была чиста и прозрачна, сквозь неё просвечивали камушки и спиральные трубочки раковин, но, чем дальше, тем вода становилась темнее, пока и вовсе не покрывалась как будто плёнкой непроглядной черноты — словно кто гудрон разлил. А ещё было похоже на опущенную крышку рояля — гладкую, блестящую, словно уголь-антрацит.

«Наверху» не сыскать подобия этому немыслимому уплощению — рассудок не ждёт от воды гладкости полированного мрамора, но тут, под колоссальными ледяными сводами, всё по-другому.

Озеро Восток не знало волн, ибо тут не дули ветра: в гигантской полости царили вечный мрак, тишина и холод — вода остыла до минус двух, но давление мешало ей покрыться льдом.

Левее, где у самого берега громоздились скалы, зажёгся прожектор. Посветив к северу, луч уткнулся в пелену тумана — там поверхности достигало тепло гидротермального источника, прогревая воду до плюс пяти. Прожектор вернулся, описав дугу, и замер. Почти сразу же в овале света кругами заходили волны, донёсся слабый всплеск.

— Псевдомедуза балует, — сказал старший гляциолог.

Кряхтя, он наклонился, рукой в перчатке проводя по жёстким росткам белой колючки, вспыженным у самой воды.

Мощная штука — жизнь, подумал Флоридов. Зародилась — всё, хрен вымрет. Холодина? Выдюжит! Антифриз к кровушке примешает или, там, к соку. Ещё и антиоксидантов добавит, а то кислороду больно уж много…

В том месте, где присел Герман, тянулась отмель — воды было по колено. Здоровенные слизняки-невидимки ползали по галечному дну, прикидываясь лёгкой мутью. Камешки хорошо различались сквозь их прозрачные тела, разве что казались нечёткими, размытыми слегка. Слизняки прятались от хищных псевдомедуз…

— Идут, — проворчал Арнаутов.

Флоридов, кряхтя, выпрямился. По берегу, отбрасывая длинные тени, поспешали трое в скафандрах.

— Здрасте, Генрих Михалыч! — раздался в наушниках жизнерадостный вопль.

— Наше почтение Герману Остаповичу! — добавился второй привет.

— И добрый день! — послышался третий.

Начальник станции повернулся к старшему гляциологу, напуская на себя чиновную строгость.

— Это кто? — поинтересовался он.

— Это мы! — откликнулся один из троицы.

— Надежда мировой гляциологии, — дополнил другой.

— Скромные герои науки, — заключил третий. — Подвижники!

Арнаутов преувеличенно тяжко вздохнул.

— Мои кадры, — признался он, разводя могучими руками. — Молодёжь! Они в детстве сосульки облизывали, вот и решили, что станут гляциологами, когда вырастут.

— Вырасти-то они выросли… — протянул Флоридов, нарочно подпуская в голос сомнения.

— Мы возмущены недоверием… — начал самый бойкий из «молодёжи», но старший гляциолог грозно цыкнул, и настала тишина.

— Выкладывайте, — сказал Герман.

Самый бойкий солидно откашлялся и заговорил лекторским тоном:

— Как известно, подлёдное озеро Восток простирается в длину на двести пятьдесят километров, а в ширину на пятьдесят. При этом глубина данного водоёма доходит до тысячи двухсот метров и… И фиг его знает, что там, на той глубине творится!

— Основой местного биоценоза, — подхватил его товарищ, — являются хемоавтотрофные бактерии. Они кормятся сероводородом, цианистым водородом и угарным газом от гидротерм на дне озера. Но точно мы этого не знаем — мы там не были.

— Ну так нырните — и узнаете, — сказал Флоридов усмешливо.

— А как?! — вскричала молодёжь. — Автобатискаф в лифт не пролезает, а гидроскафандров у нас нету!

— Нам бы парочку! — заныл первый.

— Скафандриков! — уточнил второй.

— Хоть один! — опростился третий. — Самый завалященький!

Начальник станции крякнул и потянулся в затылке почесать, но рука в перчатке наткнулась на шлем.

— Будем думать, — вздохнул он.

Арнаутов хотел что-то добавить, но не успел — стали происходить события. События странные и удивительные.

Сперва над озёрной гладью замерцали неяркие сполохи, будто столбы тусклого света пробивались из-под чёрной воды. Оранжевые, жёлтые, розовые, они трепетали зыбкими колоннами, медленно перемещаясь, ярчея или угасая, то расслаиваясь на отдельные мерцающие клубы, то расщепляясь на тонкие световые жгутики.

В ушах у Флоридова зазвенело, свет померк. Чисто рефлекторно он включил регистрирующие приборы. Окружающее воспринималось им будто сквозь толстое стекло или через нейтральный светофильтр. Герман видел озеро Восток, различал гляциологов, падавших на заиндевелый песок, наблюдал псевдомедуз, десятками выпрыгивавших из воды и распускавших тонкие щупальца, зрел Арнаутова, который стоял на четвереньках, тупо уставившись перед собой.