помолчал, не зная, верить ли услышанному. Может, его бдительность просто пытаются усыпить. Для Чрезвычайного Отдела это дело плёвое. Насчёт щепетильности там не заморачиваются.

— Благодарю, сэр, — проговорил он неуверенно. — Значит, теперь я снова каратель?

— Боюсь, что нет, капитан (теперь я буду называть вас так). Дело в том, что приказом от сегодняшнего дня вы переводитесь в Чрезвычайный Отдел, — Камальев улыбнулся. — Надеюсь, вы рады.

— Пока не знаю, сэр, — признался Макс.

Он действительно был растерян: этого он ожидал меньше всего.

— Вас ждёт новое задание, капитан, — тон полковника стал деловым.

— Служу Федерации, — Макс с интересом уставился на Камальева.

— Если вы не против, я немедленно введу вас в курс дела. Таким образом, к моментувыздоровления у вас будет возможность всё обдумать и дать ответ.

— Разве от меня требуется согласие, сэр?

— Мы в ЧО не заставляем людей делать то, что они не хотят, капитан. Это неэффективно. Так что, да, от вас требуется дать согласие или отказаться.

— Ясно, сэр.

— Итак, капитан. В каком-то смысле ваше задание является продолжением того, чем вы занимались до сих пор. Вам предстоит стать двойным агентом, только на этот раз вы действительно будете работать на Чрезвычайный Отдел.

— Меня вернут в Республику? — удивился Макс.

Похоже, сегодня был день сюрпризов.

— Именно так. Мы сделаем вид, что вас приняли за мятежника. Тюремный корабль с вами на борту отправится через участок космоса, часто подвергающийся набегам патрулей республиканцев. Если они не нападут в первый раз, мы отправим вас во второй. И будем это делать столько, сколько понадобится, — Камальев помолчал, словно решая, говорить ли дальше. — Скажите, капитан, — проговорил он, наконец, — как вы думаете, почему артефакт самоликвидировался?

— Боюсь, что дело во мне, сэр, — поразмыслив, признался Макс.

— Каким образом? Вы не против, если я буду записывать? — Камальев достал из нагрудного кармана халата портативный терминал.

— Нет, сэр.

— Хорошо. Итак, я вас слушаю.

— Дело в том, что, как вам известно, во время тренировки с виртуальной моделью трансактора мне стало нехорошо. Это повторилось и на Антиземле, только… — Макс запнулся, подбирая слова. — Короче говоря, меня накрыло так, что я не надеялся выжить, сэр.

— Продолжайте, капитан.

— Благодарю, сэр. Во время активации трансактора у меня сложилось впечатление, что устройство пыталось получить от меня подтверждение того, что я имею право работать с ним.

— Что-то вроде пароля?

— Да. Можно и так сказать.

— Но у вас его не оказалось?

— Никак нет, сэр.

— И после этого всё пошло не так?

— Да, сэр. Вы сказали, что остальные Всадники уцелели. Значит, у них было то, что искала система артефакта.

— Могло ли случиться так, что им это дали мятежники перед началом активации?

— А мне нет?

Камальев кивнул.

— Нет, сэр, — Макс покачал головой. — Они ведь понимали, что это приведёт к катастрофе.

— Да, верно, — полковник задумчиво потёр подбородок. — Собственно, мы пришли к тем же выводам, капитан. И провели кое-какую аналитическую работу, чтобы выяснить, чего же не было у вас из того, чем обладали остальные Всадники, — с этими словами Камальев достал из кармана голографическую панель, подсоединил к терминалу и поставил на кровать перед Максом. — Мы внесли в компьютер все данные о вас, Анатолии Покровском, Лоуренсе Митчелле, Эмиле-Антуане Вейгоре и Нантеле Шабрали.

— О Шабрали? — поразился Макс.

Камальев кивнул.

— Да, о нём тоже.

— А он-то тут при чём, сэр?

— Ваш товарищ выжил под Плезантом, а вас отобрали именно по этому признаку. Думаю, республиканцы сразу обнаружили, что у вас нет «трансиммунитета», как они это называют, но пошли на риск, рассчитывая на то, что вы обладаете устойчивостью к мощным воздействиям энергии устройств ксенов. Они ошиблись: судя по всему, вы потеряли нечто, обеспечившее вам защиту под Плезантом, именно после этой операции. Давайте посмотрим на результаты анализа, — Камальев включил терминал, и над голографической панелью развернулось изображение таблицы данных. — Как видите, мы ввели даже толкование слов, и именно это сыграло свою роль. Похоже, республиканцы до этого не додумались. Смотрите, капитан: у всех, кроме вас, помимо очевидных вещей, общим является слово «членистоногие». Вам это о чём-нибудь говорит?

Макс отрицательно покачал головой. Он пока вообще не понимал, что имеет в виду полковник.

— Тогда пойдём в обратную сторону и посмотрим, что дало нам это слово у всех четверых. Внимание! Смотрите: у Покровского на теле было множество татуировок и, в том числе, скорпион. У Митчелла тоже оказалась татуировка, только богомола. Это эмблема его банды. У Вейгора ножной протез повторяет строение ног паука. Нантель Шабрали сделал татуировку осы, чтобы передать цвета карательного корпуса. А теперь скажите мне, капитан, не было ли у вас до операции под Плезантом чего-нибудь вроде этого, исчезнувшего потом?

Макс медленно перевёл глаза на Камальева. Он что, серьёзно?! Наколки?!

— Сэр, — сказал он. — У меня была такая же татуировка, как у Нантеля Шабрали. Мы сделали их вместе. Но я думал, что он её свёл. Он собирался.

— Не успел. И не зря: похоже, именно она спасла ему жизнь.

— Тату?

— Да. Кажется нелепым, но это общая точка.

Макс помолчал. Выводы ЧО казались ему сомнительными, но не спорить же.

— Он в порядке? — спросил он вместо этого. — Нантель.

— Да, мы обнаружили его в доме на Фобосе, где какое-то время держали и вас. Нантель Шабрали вышел из комы через две недели после того, как его переправили в наш госпиталь. Во время боевых действий хорошо себя проявил, получил звание старшего лейтенанта. За ранение под Плезантом, как и вы, имеет орден Солнца третьей степени. Кажется, сейчас он где-то на Тефее, там идут тяжёлые бои. Но вернёмся к татуировке.

— Да, сэр.

— Сейчас у вас её нет, и я понимаю, почему.

— Да, сэр. Моё тело вместе с татуировкой было заменено на другое, принадлежавшее Джону Сеймору.

Камальев задумчиво покачал головой.

— Всё становится на свои места, капитан, — сказал он через полминуты. — Ксены ведь членистоногие?

— Насколько я могу судить, сэр.

— Поэтому логично, что они установили на трансактор, как вы его называете, защиту, пропускавшую только то, что имело вид…. да-да-да, — Камальев возбуждённо хлопнул ладонью