Я снова покосилась на телефон. А чего я сижу возле него, как кошка у мышиной норки? Почему я жду, что Захар позвонит? Он что, мне когда-то звонит? Или я сама, что, не могу с ним связаться?

Я набрала знакомый номер.

– Алло, Захар, это ты?

– Да.

– Что ты делаешь?

– А че?

– Просто. За что ты меня ненавидишь, Захар?

– Кто тебе так сказал?

– Ты меня ненавидишь?

– Нет.

– Любишь?

– Нет.

– А что?

– Ниче.

– Все вы меня ненавидите.

– С чего ты взяла?

– Вы меня ненавидите?

– Нет.

– Любите?

– Нет.

– А что?

– Ниче.

Я положила трубку. И совсем забыла, что позвонила затем, чтобы узнать, с кем он был на пляже. Жуть и мура просто.

Одно хорошо: этим летом я наконец-то перестала бояться быть самой собой. Раньше заставляла себя говорить о пустяках, всяких тряпках, побрякушках с девчонками, заставляла себя с ними общаться, шла против своей натуры, понимаете, да? А теперь – со всеми молчу. Не буду больше с ними трепаться. Они сами по себе – я сама по себе. Пусть думают обо мне, что хотят.

Солнце пустилось в путь на ночлег. Скатываясь с дневного холма, укрылось легким облачком-парео. А краснющее-то! Похоже, сегодня оно на пляже перестаралось. Кефирчиком его помазать. Поднялся ветер, зашуршала листва на дубе. Шумящая листва меня всегда успокаивает. Хлопнула входная дверь – мать с работы пришла. Вечер.

Я снова выбралась на балкон. Листья вызвали меня по скайпу[1]шелестящим вызовом-звонком. Приветик, дуб! Ну, что скажешь?

Дуб не напрасно меня вызвал: на своем балконе стоял и потягивался новый жилец. В шортах, с голым торсом. Он ко мне повернулся. А глаза! Го-лу-бы-е – как кусочек неба в темных дождевых тучах. Смотрит на город с высоты восьмого этажа – куда его с родителями занесло? Что за район? Деревня или все-таки город?

Увидел меня и улыбнулся.

– Привет! – надо же, поздоровался!

– Привет, – ответила я, сильно обрадовавшись. – Мы с тобой сегодня уже здоровались.

– А, точно. Ну ничего.

– Ты в нашу школу завтра пойдешь, да?

– Вероятно. В тридцать первую.

– В нашу. В какой класс?

– Десятый «А».

– В наш!

– Вот здорово! – парень снова широко улыбнулся. – А ты сядешь со мной? Расскажешь про всех.

– О’кей!

– Прости, забыл, как звать-то тебя?

– Вета. Виолетта, значит.

– Ветка, значит?

– Пусть будет Ветка. Меня многие так зовут.

– А какого ты дерева ветка?

– Ой, – я засмеялась, – ой, я и не знаю. Я об этом не думала. Тебе какого хочется?

Он придирчиво осмотрел меня. Ненакрашенную, потную от жары. Представляю, какой у меня вид.

– Пусть будет ветка рябины. Ты такая же стройная.

Ух ты! Да он ничего!

– Хорошее дерево. Мне нравится.

– Мне тоже. А меня звать Лев.

– Да, я помню, Лева. Ты говорил.

– Прости. Я спал и мало что помню.

– Плохая память?

– Плохое настроение. Я его переспал. Только что переехали, ничего не могу найти. Ну, всякое такое. Пустяки.

Он обнял себя за плечи, похрустел плечами.

– Лева! – послышался из комнаты женский голос.

– Да, мам, иду! До завтра, рябиновая!

– До завтра!

– Стукнешь в двери, как в школу соберешься?

– О’кей!

Сядем с Левкой за четвертую или за пятую парту. Оттуда удобно наблюдать за Захаром, он всегда на третью садится. Из года в год.

Приятно идти рядом с красивым парнем, понимаете, да? С незнакомым к тому же. С незнакомым для других, имею в виду. Девицы из нашей школы мельком взглядывали на меня, потом на Левку и снова на меня – и не могли скрыть зависти. И поголовно все – все, понимаете, да? – со мной здоровались! Даже Китаева из 10-го «Б» подарила мне благосклонный кивок. Она никогда не здоровалась! Никогда! Правда, и я тоже, но она никогда, а сегодня поздоровалась. Благодаря Льву, конечно. Наверное, они хотели, чтобы он тоже всем отвечал на приветствия, а не только я.

Щас! Будет он с вами со всеми здороваться! Щас! Кто вы такие вообще-то?

Шли и болтали о пустяках. Лев рассказал, что их семья не из нашего города.

– Жили раньше в Воркуте, знаешь город такой за полярным кругом?

– Ага, слышала, там шахты, да?

– Ну да. И еще сейчас там такие зоны, как в «Сталкере», – целые дома, магазины, школы – вымершие, окна выбиты, одни кошки шныряют и еще пацанва. Памятники руку вперед вытягивают, пустоту щупают.

– А чего там случилось-то? Тоже, что ли, Чернобыль?

– Нет. Все гораздо проще. Шахты позакрывались, народу работать негде, уезжают. Да вообще просто бегут все. Продают квартиры буквально за бесценок. За две тыщи баксов трехкомнатную.

– За две тыщи? – я остолбенела.

– Ну, за четыре… словом задешево. Мы еще не продали свою. В центре города, шикарная нормальная трешка. Хочешь купить?

– За четыре рубля – да запросто. Прямо сейчас можно?

– А осмотр? Покупают же после осмотра.

– А мы с уроков сбежим на поезд и туда, в твой хауз – на осмотр.

– Классно!

– Сколько уроков пропустим?

– Ну, не менее ста, – Лева стал подсчитывать в уме: – Три дня туда, три дня обратно, день на смотрины – если по шесть уроков в день – полтинник.

– Да? Я думала, больше.

– Нет, это же не Дальний Восток. Страна с юга на север не очень протяженная. Ехать до Воркуты три дня отсюда на поезде.

– На оленях лучше!

Посмеялись.

– Чай там попьем, – добавил Лева.

– А как же! С сухариками!

Красиво вокруг было, листья золотели прямо на глазах, и еще малышня… Малыши меня всегда в этот день умиляют – такие все серьезные, девчонки с белыми бантами, мальчишки – женихи в миниатюре, все в костюмчиках, не хухры-мухры, у всех букеты в руках, некоторых за цветами вообще не видать, одни только ушки-лопоушки.

Когда-то мы тоже такими были, понимаете, да?

Гляжу сейчас на старшаков – дяди и тети. И никаких костюмов: футболки навыпуск и джинсы, все самое-самое обычное. Оп-ля! Нет, один разоделся, есть у нас в школе придурок. Павел Винталев. Этот в костюме был, вышагивал с мамой под ручку. При букете, кА-анечно. Винталев – медалист с первого класса, у него на лбу было написано: ме-да-лист. Ему положено в костюме с галстуком ходить, банкир долбаный. А что, Пашка не банкиром, что ли, будет? Как же – филологом-поэтом. Чтобы две копейки в год зарабатывать.