Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ушла к себе, не снимая халат, легла, повернулась на бок, погладила животик, улыбнулась.
Телефон снова издал сигнал, мигнув экраном, но я проигнорировала его.
«Здравствуй, птичка».
«Я скучаю».
— Любимова, зайди к шефу, он спрашивал о тебе.
— Зачем?
Остановилась, с тревогой смотрю на коллегу, она лишь пожимает плечами, разводит руками и проходит мимо. Качу дальше свой чемодан, до вылета еще два часа, надо успеть принять обед для пассажиров. Набираю сообщение Веронике, старшей бортпроводнице, чтобы не теряла, если задержусь у начальства.
Снова останавливаюсь, перечитываю уже в тысячный раз сообщение с незнакомого номера. В горле стоит ком, утром вообще чуть не случилась истерика, но взяла себя в руки, опухшая стюардесса никому не нужна.
Кутаясь в плащ, теперь уже уверенно вхожу в приемную строгого, но справедливого начальника. Секретарь кивает, приглашая зайти.
— Виктор Иванович, доброе утро, хотели видеть?
Тучный мужчина поднимает голову от бумаг, снимает очки, очень внимательно рассматривает меня.
Снова нервно поправляю плащ, живота совсем не видно, он не должен знать о моей беременности. Сейчас не должен.
— Любимова, вот я смотрю на тебя и понимаю, ведь умная девочка, а отчего такая дура, диву даюсь.
— Умная бы летала на джете, а не на боингах чартером в Турцию.
— Вот, ты даже в моем кабинете показываешь свой дрянной характер и прыскаешь ядом. Не зря Курапов жаловался на тебя, довела мужика.
— Аминь.
— Любимова!
— Извините, вырвалось.
— Я сделал что мог, а то ты сейчас стояла бы не здесь, а в лучшем случае клеила бирки на чемоданы в зоне контроля.
— Я ценю это, Виктор Иванович, на самом деле ценю. Спасибо.
Да, я больше не летаю в бизнес-авиации, и эта дорога закрыта, наверное, для меня навсегда. Кто-то сверху решил, что проблемный бортпроводник, которым интересуется Федеральная служба безопасности, не совсем уместен в небе с очень влиятельными и богатыми людьми.
К тому же Курапов с Жанной подлили огня, их донос не остался незамеченным. Пока я была в отпуске, всем повторили по десять раз, как себя не надо вести и что будет, если кто-то решит раздвинуть ноги и завести интрижку с пассажирами.
Никто, конечно, не называл моего имени, и пальцем на меня не показывал, но слухи все еще ходят.
— Удивляюсь нашим слепым медикам, они так и не догадались?
— О чем вы?
— О том, что ты беременна, а летаешь, все потому, что мозгов нет. Любимова, ты совсем чокнулась? Ладно, я пойму, была у тебя интрижка с пассажиром, но ребенок, он почему должен расхлебывать за свою тупую мамашу?
Виктор Иванович повысил голос, я стояла, как провинившаяся школьница, понимая, что каждое его слово — правда. Из меня выйдет отвратительная мать, которая думает лишь о том, как плохо ей, пытаясь заглушить работой тоску и боль, вместо того чтобы думать о ребенке.
Вздыхаю, отвожу глаза.
— Сколько?
— Почти шестнадцать недель.
— Не спрашиваю, кто отец, не мое дело. Ты чего добиваешься?
— Я просто люблю свою работу.
— А на все остальное, я смотрю, тебе наплевать?
— Нет, это не так.
Понимаю, что мое поведение не имеет оправдания, но последние несколько месяцев я не узнаю сама себя. Я словно застыла во времени и пространстве, не обращая внимания на окружающий меня мир. Словно какой о злой волшебник подменил меня, но ведь я совсем не такая размазня, я сильная.
— Так что с тобой, Кристина? Какого хрена сейчас передо мной стоит унылая девочка, смотрит в пол, готовая пустить слезу? Где та дерзкая, уверенная, все сметающая на своем пути девушка?
Сама не знаю, куда она делась, но внутри одна пустота, что хочется выть волком. Я прекрасно понимаю, что так не должно быть, что сходить с ума по мужикам, которых я знала две недели, невозможно.
Но они оба до такой степени проникли в мою душу, пустили корни, опутав сердце, что я реально пока не знаю, что делать.
Мне не нужна такая любовь, от которой больно, которая режет тупым ножом. Но главное, что все их слова были ложью, все до одного.
— Я могу идти? — смотрю в глаза начальнику, не показываю своих эмоций, мне нечего ему ответить, нечего сказать в свое оправдание.
— Это твой последний рейс в Испанию и обратно, идешь к медикам со всеми справками, а далее в декрет. Дышать воздухом, кушать фрукты.
— Но…
— И так достаточно полетала, потом спасибо скажешь.
Шеф прав. Надо завязывать со всем этим и думать о ребенке, покупать пеленки и ползунки, больше гулять и перестать дергаться и стрессовать. Он прав.
— Хорошо, — улыбаюсь, я на самом деле благодарна этому мужчине, вот бы мне такого отца, которого у меня никогда не было, который вправит мозг и пожалеет, когда надо. — Как вы узнали?
— Моя жена была трижды беременна, я это вычисляю сразу. Тебе будет нелегко, Любимова, но ты справишься, ты боец.
Удивилась такому заключению, попрощалась с начальством, уже более уверенно покатила чемодан к борту. Мой последний полет, Испания, несколько часов, и я повешу любимую форму в шкаф на долгое время.
Сентябрь, хмурое и дождливое небо.
Мы готовы встречать новых пассажиров, у них впереди красивейшие пляжи Средиземного моря, и у многих приятный отдых.
— Крис, а в джетах круто?
— Круто, Маш.
— Чем ты провинилась, что тебя сослали к нам?
— Начальству виднее.
— Говорят, у тебя был роман с пилотом и клиентами, правда?
Маша, одна из стюардесс, сопровождающая со мной и еще двумя бортпроводниками, смотрит большими карими глазами, в них блеск любопытства. Облизывает губы, поправляя гладкие темные волосы до плеч. Она такая молоденькая, полная энергии, носится по салону боинга как заведенная.
— Нет, Маш, врут безбожно, не слушай никого.
— Да? Но как же, а говорят…
— Говорить могут все что угодно, все, давай нацепи улыбку и встречай пассажиров.
Я и сама приветливо улыбаюсь людям, которые не спеша заходят на борт, все почти заняли свои места, но телескопический трап не убирают, значит, ждем еще кого-то.
Опускаю голову, поправляя пиджак, неосознанно провожу по животу рукой.
— Здравствуйте, — Машкин голос звучит как сладкий мед, она снова увидела классного мужика, такая реакция у нее только на них.
Ей не отвечают, но я за доли секунды чувствую чуть уловимый аромат смородины и сандала, сердце пропускает удар, поднимаю голову.