Френсис краем глаза наблюдает за мной, но ничего не говорит.

Она часто так делает. Я бы сказала, что ее молчание делает меня параноиком, но я уже и так параноик.

— С тобой точно все в порядке? — наконец спрашивает она, пока мы ждем лифт.

— Да.

Мы заходим в лифт. Когда он начинает двигаться, мой желудок подскакивает к горлу. Через переполненный вестибюль мы выходим на солнечный свет. Снаружи голубое летнее небо, зеленые деревья и много серого бетона.

Рядом снуют машины и люди, легкий ветерок ерошит мои волосы.

Один раз вспыхивают фары ближайшего к нам белого седана, и Френсис открывает багажник, чтобы я положила туда сумку. Тревога превращается в предвкушение. Я не могу сдержать улыбку. Я видела машины по телевизору, но никогда не ездила в них.

*** *** ***

Настоящее время

— Амнезия, — бормочет он в сотый раз.

Обычно за этим следует «черт», «дерьмо» или еще какое-нибудь ругательство. На этот раз ничего.

Может, он, наконец, привыкает к этой мысли.

Я сижу напротив него и изучаю меню. Оно такое же мерзкое и липкое, как стол.

— Могу я предложить вам что-нибудь еще? — спрашивает официант с натренированной улыбкой.

— Я буду пина-коладу.

— Ты ненавидишь кокос, — сообщает мне Эд Ларсен, откидываясь на спинку сиденья.

— Оу.

— Попробуй «Маргариту».

Я повторяю это официанту.

Эд заказывает еще пива, все время наблюдая за мной, а я не могу решить, что хуже: его откровенный осмотр или вороватые взгляды моей сестры. Эд предложил вернуться к нему и поговорить, но я отказалась. Я не знаю этого парня и не чувствую себя с ним в безопасности. Поэтому мы пришли сюда. В баре темно и малолюдно, учитывая, что сейчас середина дня, но, по крайней мере, здесь мы не наедине.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

В ответ он достает из заднего кармана бумажник и протягивает водительские права.

Информация — это хорошо

— Спасибо, — я гляжу на дату рождения. — Ты на семь лет старше меня.

— Да.

— Насколько серьезными были наши отношения? Мы долго были вместе?

Эд облизывает губы и отворачивается.

— Разве тебе не у кого больше спросить обо всем этом? Твоя сестра, например?

Я просто смотрю на него.

Он хмурится, потом вздыхает.

— Мы встречались около полугода, прежде чем решили съехаться. Это продолжалось восемь месяцев.

— Довольно серьезно.

— Если ты так говоришь. — У него несчастное лицо, но мне нужно знать.

— Я тебе изменила?

Теперь хмурый взгляд сменяется свирепым.

Несмотря на его «кончай-трахать-мне-мозги» флюиды, мне трудно не улыбнуться. Этот парень — просто ходячий генофонд. За неделю после выписки из больницы я видела несколько привлекательных мужчин, но ни на одного не реагировала так, как на Эда. Мне хочется хихикнуть и откинуть назад волосы, как какая-нибудь тупая идиотка.

Все это ново для меня и немного ошеломляюще.

— Почему-то мне кажется, что именно я «плохой парень» в этой истории.

— Нет, ты мне не изменяла, — рычит он. — И я тебе не изменял, что бы ты ни думала.

Я удивленно вздергиваю брови.

— Хм. Так вот почему мы расстались?

— Чушь собачья! И вообще это было херней с самого начала. — Эд отворачивается и допивает свое пиво.

Я просто молчу и жду.

— У тебя нет никаких воспоминаний, никаких чувств ко мне? — наконец продолжает он.

— Нет, ничего.

Он напрягает челюсть и сжимает руки.

— Это называется травматическая ретроградная амнезия, — пытаюсь объяснить я. — Моя эпизодическая память: воспоминания о событиях, людях и прошлой жизни исчезли. Но я все еще могу готовить кофе, читать книгу или водить машину. Вроде того. Вещи, которые делались постоянно, понимаешь? Но мне и водить сейчас не разрешают. Моя машина пылится у дома сестры, потому что мне сказали подождать, прежде чем снова сесть за руль. Нужно убедиться, что я в порядке. Кроме того, очевидно, что часть моего мозга, отвечающая за запреты, социальные ограничения и тому подобное, немного запуталась. Вот поэтому я не всегда реагирую правильно или не обязательно так, как ты ожидаешь от меня прежней.

— Прежней тебя?

Я пожимаю плечами.

— Для нее это такой же хороший ярлык, как и любой другой.

— Она — это ты, ты — это она.

— Возможно. Но я ее совсем не знаю.

— Господи, — бормочет он.

Это так неловко.

— Я тебя расстраиваю. Прости. Но есть вещи, которые мне нужно знать, и надеюсь, что ты мне поможешь.

Официант приносит наши напитки. Бокал «Маргариты» посыпан солью и пахнет лимоном. Я делаю глоток и улыбаюсь.

— Мне нравится.

Эд мрачно тянется за пивом, тату на его предплечье перекатываются вместе с мышцами. Его татуировки охватывают множество тем. Бутылка с надписью «яд» с черепом и скрещенными костями среди роз. Анатомическое сердце. Тату пистолета. Маяк, омываемый волнами.

Интересно, это маяк Портленд Хэд Лайт на знаменитом мысе Элизабет? На днях об этом что-то рассказывали по телевизору.

Его татуировки гипнотизируют. Как будто, объединившись, они рассказывают историю, которую не всем дано понять.

Эд отодвигает пиво в сторону.

— Значит, из-за того, что ты потеряла память, я тоже должен все забыть и помочь тебе?

— Это, конечно, тебе решать.

— Спасибо, Клем. — Его голос полон горечи и сдерживаемой ярости. — Это чертовски великодушно с твоей стороны.

Я вздрагиваю, непривычная к тому, что кто-то кричит на меня.

Интересно, насколько он зол? Он выше меня и шире в плечах, и я уже почувствовала, насколько сильная у него хватка…

— Дерьмо. — Он вздыхает, видя мою реакцию. — Клем, не надо… не делай этого. Я никогда не причиню тебе вреда.

Не зная, что сказать, я допиваю «Маргариту».

— Ты меня не знаешь, я понимаю, — говорит Эд мягче и нежнее. — Посмотри на меня, Клементина.

Я подчиняюсь и вижу, что его глаза полны раскаяния. Сейчас он грустит, а не сердится.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, клянусь. Со мной ты в безопасности.

— Хорошо. — Я нерешительно киваю. — Дурацкое имя, тебе не кажется?

— Твое? Не знаю. Мне всегда нравилось.