– Конунг возвращается! Конунг едет, встречайте!..

И воин на сторожевой вышке, улыбаясь в густые усы, снамеренным запозданием повторил слова малыша:

– Конунг возвращается, встречайте…

Заскрипев, разъехались в стороны тяжёлые створки ворот.Челядь и воины, остававшиеся дома, высыпали наружу. Многомудрая Трюд вышлавперёд: сейчас она увидит мужа и сыновей. И пленника, за которым конунг ездилтак далеко. Бёдвильд робко остановилась позади неё, в нескольких шагах… АСакси, маленький и ловкий, словно бельчонок, проворно слез со своей сосны и вовесь дух припустил по дороге в лес – встречать отца. Кому, как не сыну конунга,увидеть его первым!

Мерно шагал серый, в лоснящихся яблоках, конь Нидуда: конунгвъезжал в ворота. На седле перед ним сидел Сакси. Глаза мальчика сияли – отецпозволил ему надеть на голову свой боевой шлем. Следом за Нидудом ехали два егосына, близнецы Хлёд и Эскхере, красивые стройные юноши, на год моложе Бёдвильд.Хлёд, родившийся на мгновение раньше брата, во всём был заводилой; вот и теперьего конь бежал на полшага впереди.

Блестели серебром ножны мечей, наконечники копий и наплечныепряжки – сорок воинов следовало за конунгом ньяров! У каждого висел за спинойкруглый щит, обитый звериным мехом, чтобы лучше соскальзывал вражеский меч, ифигурными железными пластинками – для крепости и красоты. Добрая была дружина!

Нидуд, вождь ньяров, спустил на землю сынишку и спешилсясам. И Трюд обняла его, прижалась лицом к его широкой груди. Он поцеловал женуи ласково отстранил на длину вытянутых рук:

– Заждалась меня, Трюд милая?

Бёдвильд низко поклонилась ему:

– Здравствуй, отец мой конунг…

– Здравствуй, Бёдвильд! – отвечал Нидуд сдовольной улыбкой. Красавица дочь близка была его сердцу. – А я подароктебе привёз. Держи!

Он пошарил за пазухой, и золотая искорка опустилась ей наладонь. Она ахнула и зажмурилась. Крепко стиснула кулачок и медленно раскрылаего, словно боясь – вдруг улетит. Ни один конунг не сумел бы сделать своейдочери подарка дороже! На ладони Бёдвильд лежало колечко, узорно свитое изтонких сияющих нитей. Немало было у Нидуда всяких богатств, но подобной красотыв его доме ещё не видали…

– Теперь у нас много будет таких колец! – крикнулСакси. Глубокий отцовский шлем сползал ему на глаза.

– Да! – всплеснула руками Трюд. – Что же ты,конунг, не похвастаешься добычей? Покажи нам пленника.

Нидуд почесал в бороде:

– А что показывать… Вон его везут, смотри сама.

Волюнд ехал между двумя всадниками, задом наперёд посаженныйна рыжую лошадь. Житель далёкого северного края, он был одет в грубые шерстяныештаны и безрукавку из пестрой шкуры оленя. А руки его были прочно скованы заспиной. Он молча смотрел на дорогу, уплывавшую назад. И нельзя было сказать поего лицу, слышал ли он, что происходило вокруг.

Воины хвастались:

– Мы подступили к нему, когда он спал, устав на охоте.Он проснулся и голыми руками уложил троих наших, но Один помог нам, и мы егосвязали. Славный кузнец будет у конунга!

И те, что оставались дома, восхищённо раскрывали рты.Наконец кто-то спросил:

– А где же сокровища? Неужели у него в кузнице нашлосьодно-единственное кольцо?

– Мы перерыли весь дом, – отвечали воины. –Но всё зря. И он ничего не открыл конунгу, хотя конунг долго его спрашивал.Однако теперь-то он сделает для Нидуда семь раз по семь сотен звонких колец. АНидуд нас ими одарит!

Волюнда стащили с лошади, разомкнув цепь, проходившую под еёбрюхом, от его левой ноги к правой. И когда он выпрямился, то оказалось, что онбыл на голову выше всех, кто его окружал.

Бёдвильд смотрела на пленника, положив руки на плечиединокровного братца Сакси. У Волюнда были крепкие ноги зверолова и могучиеруки кузнеца. Ржавые цепи скрещивались на груди, железные звенья терлись друг одруга и скрипели. Тёплый ветерок шевелил его волосы, цвета соснового корня.Лицо рассекала глубокая запёкшаяся рана. Глаза, тёмной синевы, от боли исдерживаемой ярости казались почти чёрными.

– Смотри! – покачав головой, обратилась к мужуповелительница Трюд. – Смотри, как горят у него глаза. Как у дракона! Излесу ты его привёз, и в лес он будет всё время смотреть, сколько бы мы его никормили. Наверняка он уже обдумывает, как отомстить!

– Я и сам это знаю, – нахмурился Нидуд. –Скажи лучше, что ты предлагаешь?

Трюд сложила руки на груди – льняное платье на ней быловышито красными и синими нитками. Она сказала:

– Сделай так, чтобы он не годился для мести. Велиподрезать ему сухожилия под коленями: это не помешает ему размахивать молотом,но сражаться он никогда больше не сможет.

Нидуд в восторге хлопнул себя по бедру:

– Воистину умную жену взял я когда-то!.. Так нам иследует поступить!

Хлёд и Эскхере побежали в дом и вернулись с глинянымгоршком, полным горячих углей. Волюнда повалили на землю, и два десятка дюжихрук втиснули его в пыль, не давая пошевелиться. Сыновья конунга наклонились надним вдвоём.

Робкая Бёдвильд задрожала всем телом и отвернулась. Трюдзаметила это и недовольно сказала:

– Что ты дрожишь так, Лебяжье-белая? Ты жалеешь лесногобродягу, утаившего золото? Или, может быть, ты считаешь, что твой отец плохопоступил, послушав меня?

Нидуд, наблюдавший за сыновьями, не оглянулся, но видно было– разговор привлёк его внимание. Бёдвильд смутилась ещё больше и что-тоневнятно пролепетала – конунг снисходительно улыбнулся…

Волюнд между тем не издал ни звука. Лишь руки, заломленныеза спину, страшно напряглись, растягивая железную цепь…

– Готово! – сказал Хлёд. Выпрямился, вытер нож иубрал его в кожаные ножны на поясе.

– Готово! – повторил за ним его брат.

– Теперь поставьте-ка его на ноги, – приказал воинамконунг. Пленника подняли… Бёдвильд не посмела встретиться с ним глазами ивидела только, что он насквозь прокусил себе нижнюю губу – кровь бежала поподбородку.

Трижды его поднимали, и трижды он падал – молча и страшно,лицом вниз.

Впрочем, страшно было одной только Бёдвильд. Да еще, можетбыть, Сакси. Остальные смеялись – пленник их забавлял.

– Добро! – сказал Нидуд с удовлетворением. –Теперь снимите цепь и оттащите его в конюшню. А нам время садиться за стол.Веди в дом, жена!

Взял за руку Трюд и направился с нею через двор. Воины,весело переговариваясь, толпой повалили вслед.

Пир продолжался далеко за полночь…

Всё, чем богат был дом Нидуда конунга в эту щедрую летнююпору, стояло на низком дубовом столе. Нидуд сидел на почётном месте хозяина, и хмельноепиво не убывало перед ним в кубке, выкованном из жаркого золота. А на стене заспиной вождя висели красные и белые щиты, и оттого стена казалась похожей наполосатый парус боевого корабля.