Сиганув с мола в море, Лена вернулась домой из отпуска. Какие там смузи с зонтиками, если ты только что едва не утонул в Щепки-Матильды!

Лены не было бесконечно долго. Наконец она вынырнула – и тут же с громким «сву-ур» снова ушла под воду. Если бы в это время не подоспел дед с багром, не знаю, чем бы дело кончилось. Он выудил ее на берег как большую рыбину. Лена оглушительно кашляла и отфыркивалась.

– Я по правде на минутку утонула, – сказала Лена. – И увидела вдали огромный яркий свет.

Мы уже выпили по две чашки обжигающего какао по рецепту Исака, а Лену все еще трясло, как газонокосилку на холостом ходу.

– Пфуф, – фыркнул я. – Нельзя умереть и дальше жить. Ты просто увидела солнце, оно так выглядит из-под воды.

– Не твое дело, и не умничай! А море в Щепки-Матильды как кола со льдом. Народ с Крита помер бы от купания в нашем море!

Я промолчал. Мы-то сами тут с рождения купаемся.

– Ну ладно, – сказала Лена, – с мола я прыгнула, больше в жизни не стану. Все, здесь у меня уже галочка поставлена.

Вид у нее был очень довольный. Она запрокинула голову и сцедила в рот последние капли какао.

Услышав о нашем купании, мама выдала нам обоим по огромному ведру.

– Если люди доросли до прыжков с мола, с них больше спрос по хозяйству. Чтоб не возвращались, пока не наберете черники по верхнюю кромочку! – скомандовала она.

Лена в ужасе уставилась на ведро.

– Я не из твоей семьи, Кари.

– Вот как? Мне напомнить тебе об этом, когда у нас будут блины с черничным вареньем, а ты как раз окажешься в гостях? – спросила мама.

Я видел, что у Лены вертится на языке ответ. Но даже Лена не решается спорить с моей мамой в последнее время. Та что-то лютует хуже школьных директрис из прошлой жизни. Магнус за глаза называет ее Диктатором. А Лена говорит, что ничего удивительного. Ситуация в семействе Даниельсен Уттергорд полностью вышла из-под контроля, говорит Лена. Минда и Магнус чуть что хлопают дверью, того гляди дом развалится. Крёлле с утра до ночи падает всем на голову и чего-то требует, хоть надевай шлем с наушниками.

– А ты вообще как пыльный лютик, весь в своих мечтах, а нет бы тарелку за собой помыть. Конечно, Кари приходится закручивать гайки. Жалко только, что под санкции попадают невинные люди, которые ничего плохого не сделали, просто живут в соседнем доме.

Одно Лену радует – что лично у нее есть своя собственная семья, где можно расслабиться в мирных условиях.

С тех пор как они с мамой обрели Исака, жизнь в их доме потекла тихо и спокойно. Он ходит вечно растрепанный и никогда не сердится. Я думаю, он потому такой невозмутимый, что работает доктором. Привык иметь дело с болезнями и драмами, поэтому жить с Леной для него стресс среднего уровня.

Иногда Лена называет его папой, но говорит это скороговоркой и смущаясь, как будто боится, что он растворится без следа, если услышит.

Пока мы дошли до черничника за хутором Юна-с-горы, озноб от холодного купания дошел до точки невозврата.

Лена сунула голову в ведро и заорала благим матом:

– Детский труд под запрет! Детский труд под запрет!

Сняла ведро и сообщила:

– Трилле, там эхо внутри гуляет. С таким же успехом Кари могла дать нам ванну и велеть наполнить до краев ее.

Я присел на кочку и стал собирать ягоды. Солнце лило свет через дуршлаг из тысячи листьев, и моя футболка покрылась солнечными пятнышками. Рядом Лена собирала шишки. Было тихо и по-летнему хорошо.

А потом она сказала:

– Один маленький братик. Неужели я слишком многого хочу, Трилле?!

Мой лучший друг не из тех людей, которые годами тихо о чем-нибудь мечтают. Нет, она ставит цель и идет к ней. И когда два года назад ее мама вышла замуж за Исака, Лена твердо решила, что у них родится ребенок, мальчик.

– Нужно немножко подождать, – объясняла она нам с дедом, – и скоро у меня родится братик, точь-в-точь такой, как я. Будет орать, обделываться и вообще.

Лена была уверена на все сто, а мы с дедом так привыкли, что все всегда выходит по ее, что и братика сразу приняли как данность.

Но прошло уже два года, мы доросли до седьмого класса, а в Ленином доме малышом и не пахнет.

Я вздохнул.

– Дети не заводятся по заказу, так мама говорит.

– Вот что она имеет в виду? – спросила Лена с недоумением. – Вас уже столько, что в дверях заторы.

Я все собирал и собирал чернику. Рядом с Леной тем временем кончились все шишки, и она перешла на мох. Она отщипывала его кусочками и складывала в свое ведро.

Заполнив его почти полностью, стала наконец обирать черничник вместе со мной.

– Лена… – вздохнул я безнадежно.

– Полное ведро на раз-два-три. Трилле, сам попробуй. А они ничего не заметят.

– Еще как заметят, когда начнут чистить и перебирать.

– Меня там тогда уже не будет… Тсс, что это?

Отчаянный скулеж внезапно прорезал тишину летнего леса. Мы повернулись на звук и стали всматриваться, щурясь на солнце.

– Это собака! – завопила Лена и ринулась на помощь. – У нее поводок за что-то зацепился! Бедная…

Представляете себе, найти в лесу собаку?! И ладно бы еще Лаббена, Айко, Тьюрвена или другую окрестную псину, но это была совершенно новая собака, незнакомая ни мне, ни Лене.

Собака смотрела на нас грустными глазами, ее коричневая шерсть красиво переливалась на солнце.

– Это судьба, я думаю, – серьезно сказала Лена, пока мы выпутывали бедолагу. – Я думаю, собака пришла в Щепки-Матильды, чтобы здесь жить. Тогда я в крайнем случае могу годик подождать с братом. А то слишком много всего сразу.

Я взглянул на длинный поводок.

– Лена, у нее есть хозяин.

Пропустив мои слова мимо ушей, Лена позвала собаку:

– Иди, иди ко мне! Ко мне!

Держа пса на полудлинном поводке, Лена выбежала из леса. Они носились в высокой траве на лугу Юна-с-горы, играя и смеясь. У Лены настоящий талант к собакам.

Но радость была недолгой, конечно же. Перед домом Юна-с-горы стоял огромный белый грузовик, а рядом копошились люди.